Читаем Петрици полностью

Свидетельством близости взглядов этих двух представителей раннего византийского Ренессанса является факт творческого сотрудничества Итала с Иоанном Петрици. Академик АН ГССР Ш. И. Нуцубидзе в своей монографии по истории грузинской философии отмечал, что в работе Итала «О разных высказываниях» имеется указание на то, что она написана им совместно с Иоанном-философом: «До определенного места текст принадлежит Италу, а дальше уже идет текст Петрици» (25, 153). Совместная творческая работа, по-видимому, своей основой имела не только тесную дружбу двух философов, но и большую интеллектуальную общность между ними. Итал в упомянутом письме называет себя точным толкователем мыслей своего ученика, которые он и теперь разделяет. Пропагандируя мысль о вечности материи, Итал и Петрици в XI в. сформулировали в наиболее целостном виде неоплатоновский пантеизм. Они боролись за философский рационализм.

Петрици провел в Константинополе не менее пятнадцати лет, ведя решительную борьбу за популяризацию античного философского наследия. Но христианские иезуиты, поощренные поддержкой Алексея Комнина, восторжествовали. Итала осудили, а Петрици подвергли гонениям, и он был вынужден эмигрировать. В императорском «Определении» по судебному делу против Иоанна Итала записано, что все его ученики немедленно подвергаются изгнанию из царствующего города на вечные времена (29, 58). Это распоряжение не давало возможности Петрици задерживаться в Константинополе. Первое предупреждение Иоанн Итал получил в 1074 г., а судили его спустя почти девять лет, в 1083 г. На протяжении этого времени Итал и его ученики находились под надзором и подвергались жестоким преследованиям. Как ближайший друг и ученик мыслителя, был изгнан из Константинопольской философской школы и Иоанн Петрици.

Иоанн не смог найти прибежища даже в Грузии. Он с горечью пишет об этом периоде своей жизни: «Поэтому я… расточался в скитании среди грузин и греков… от костра болезней, пребывания на чужбине, зависти и вероломных отношений» (3, 243). «Тем горше должно было быть для него враждебное отношение со стороны сородичей, и это горькое разочарование ярко выступает в его жалобе, где он мирится с греческим насилием, но не может понять поведения грузин» (23, 52). Только человек, попавший в крайне безвыходное положение, мог дойти до такого отчаяния, которым проникнут рассказ Петрици о том, как с ним обошлись его же сородичи, которые вместо помощи строили на его пути всевозможные козни. «Грузины, вместо того чтобы помогать мне и говорить так: „Святое божье провидение произвело на него рода человека, изощренного в духовных искусствах и умудренного познаниями, поэтому (войдем) с ним в согласие, поощрим его, будем утешать его в болезнях и врачевать его боли, открыто примкнем к его скрытым (взглядам), чтобы дать ему, чудесно приведенному в бытие природой, возможность оставить и преемника, подобного себе, ибо человек — создание быстротечной природы и он не знает часа своего разрушения“. Вместо того чтобы так поступить, они (то есть грузины) ничего не уразумели: „они глядели в пяту мою для соблазна моей души“. Поэтому злее злого было то, что они были одержимы сугубым невежеством: во-первых, просто незнакомством с науками, а во-вторых, незнанием своего незнания, как говорит Сократ: „Тяжка болезнь, но еще более тяжко незнание того, что болен“.

Поэтому (я утверждаю): если бы мне было оказано сочувствие с их стороны и помощь, я устоял бы перед судьбами и, клянусь стремлением к теориям, я бы и язык (грузинский) отделал бы подобно (греческому) языку, и теорию философского умозрения выработал подобно Аристотелю…» (3, 243). Наконец преследуемый властями Иоанн находит пристанище в Болгарии, которая в это время охвачена восстанием богомилов. Здесь Григорием Бакурианис-дзе и его братом в 1083 г. был возобновлен грузинский монастырь в селе Бачково.

Разгромленная школа Итала, несмотря на жестокие преследования, не прекращала своего существования: его ученики, и среди них Петрици, продолжали свою работу в провинциальных городах империи. Изучение философской системы Пселла и Итала и их учеников раскрывает новые стороны истории философии и показывает тесную зависимость европейской общественной мысли от Византии. На основе тщательного исследования материалов Синодика и истории борьбы церковников против национального образа мышления П. В. Безобразов пришел к выводу об общности философского развития Запада и Востока (см. 14).

<p>§ 3. ИММИГРАЦИЯ ИОАННА ПЕТРИЦИ ИЗ КОНСТАНТИНОПОЛЯ В БОЛГАРИЮ</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Мыслители прошлого

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное