Петроград-Брест

Да, только дома, в собственном имении, в кабинете, таком родном с детства, можно спокойно отдохнуть; это не то, что заплеванные отели в Бресте и Барановичах. Хорошо, что это быдло, его батраки, не тронули кабинета, не сожгли библиотеку. Уцелели не только книги, но и картины. Это его и удивило, и очень обрадовало. Оглядывая свое нетронутое богатство, барон прямо таял от удовольствия. Но тут же хмурился, вспоминая утраты. Что библиотека? Скота нет — сожрали бандиты. Коров. Свиней. Лошадей. Хлева пустые. Увидев все это в день вступления сюда немецких войск, Зейфель посинел от гнева, за богатство свое он готов был отравить газом не только бывших батраков («Я им покажу коммуну! В могиле будут лежать коммуной!»), но и все (село, всю округу. В тот день он, пожалуй, сделал бы это, если бы не брат Ёган. Этот хромой лютеранин, святой семьи Зейфелей, не только не дал задушить всех коммунаров, — он спас село, пленных солдат…

Они крепко поссорились. Брат обиделся. Теперь, умиротворенный и успокоенный, Артур чувствовал вину перед Ёганом и думал, как помириться с ним. В конце концов, брат был прав. На гуманность можно наплевать. Но не думать о престиже семьи нельзя. А тем более о безопасности на будущее: у каждого из батраков близко или далеко есть родные, и они могут мстить… Укротить же эту стихию не сразу удастся и немцам.

«Да, можно было обойтись без газов», — согласился барон. Сведения об этом в большевистской прессе легко опровергнуть. Да и вряд ли большевики удержатся. Не для того немецкая армия перешла в наступление. Через неделю-другую она вступит в Петроград.

Об этом говорил генерал Гофман на совещании в Бресте.

Хуже, если об удушении людей заговорят немецкие газеты. А газеты такие есть — социал-демократические.

Зейфель выругал в мыслях кайзера Вильгельма. Чего он нянчится с этими социал-демократами? Им даже предоставляется трибуна в рейхстаге, чтобы выступали против войны. Перевешать бы их давно всех — и левых, и правых!

Да, Ёган прав: гнев, чувство мести не лучшие советчики; евангельское всепрощение, богословская рассудительность, пожалуй, не помеха, когда нужно определить свое поведение в этом стихийном мире. Но я не святой Езус и даже не толстовец, чтобы прощать своим врагам. Кару они понесут. Эти двое — первые.

«Эти двое» — Богунович и Калачик. На них барон был до бешенства зол. Но особенно — на офицера, продавшегося большевикам. За измену… За то, что он тоже грабил поместье. Как выясняется, солдат своих он кормил хлебом из его, Артура, амбаров, мясом — из его хлева и свинарника. А еще гнев Артура Зейфеля кипел, когда он вспоминал о потерях, понесенных немецкой дивизией.

У него был взлет, когда он перешел к своим. Железный крест, звание майора. С ним советовался сам Гофман. Начальник штаба Восточного фронта прикомандировал его к корпусу генерала Шульца, который должен был нанести удар в районе, где находились владения Зейфелей, где он, Артур, охотился с детства. Ясное дело, что он, начальник разведки корпуса, особенно внимательно изучил русскую оборону именно здесь. А кроме того, позаботился, чтобы имение не было разграблено немецкими солдатами, которые тоже вели себя как голодные шакалы.

В заботах об имении он преуспел. Но его данные о возможном сопротивлении русских, увы, не были результатом серьезной разведки. И полк Богуновича, которого, по его расчетам, не должно было существовать, и полк какого-то Черноземова, о котором он вообще не имел никаких сведений, оказали неожиданно сильное сопротивление, убиты и ранены сотни немецких солдат. Шульц высказал свое неудовольствие.

Пустыми, как он и предполагал, оказались только окопы полка его знакомого Бульбы-Любецкого. Но далеко в глубине пущи разгромлены два немецких обоза. Очень похоже, что это работа эсеровского террориста.

Шульц легко согласился дать ему двухнедельный отпуск на улаживание своих дел. Но эта легкость и тревожила Зейфеля. Не хотят ли от него таким образом избавиться, чтобы между собой разделить лавры победы?

Нужно скорее покончить с делами в имении. Сегодня приехал из Кенигсберга отец. Это успокоило: старый барон непохож на своего сына Ёгана, у него достаточно немецкой деловитости, чтобы заняться хозяйственными делами. И сейчас вот пошел в коровник посмотреть, как там его рогули, уцелевшие от большевистского разгула. Значит, на его, Артура, долю по-прежнему остаются дела военные.

Как же наказать этих двоих?

Зейфель знал, что Богунович в солдатской одежде приходил во время братания в немецкие части, поэтому хотелось осудить его трибуналом за шпионаж и лично присутствовать при расстреле, посмотреть, как будет умирать большевик. Все они храбрые, пока…

Впрочем, все равно слюнявые гуманисты в управлении по делам военнопленных не нашли оснований для передачи пленного командира полка трибуналу. Хорошо, что в спешке наступления о нем забыли.