Петроград-Брест

Старый Богунович напрасно испугался, напрасно встал между молодыми. У них совсем не было намерения броситься друг на друга. Сергей, побелев от волнения, отошел к книжному шкафу. А Кручевский продолжал спокойно цедить ликер, снисходительно, с чувством собственного превосходства, усмехаясь.

— Нервишки у тебя, дорогой мой друг, никуда не годятся. Но мы их вылечим. Я пришел к тебе не просто так, а с конкретным предложением, которое, не сомневаюсь, тебя порадует. Настоящие братья мы с тобой, Сергей. Оба белорусы. Это высшее братство. Не так ли?

— Так, безусловно, так, — подтвердил Богунович-старший, чтобы помирить молодых.

— Видишь, такие люди, как мой отец, твой отец, хорошо это понимают. Они — мозг будущей Белорусской республики. А мы с тобой должны стать ее силой. Военной силой.

Сергей наконец понял, куда клонит Кручевский, и скептически улыбнулся, приказывая себе не взрываться больше, а поиздеваться над этим доморощенным полководцем.

— Приветствую просветление на твоей постной физиономии. А то набычился, как беловежский зубр. Сейчас ты будешь прыгать от радости. Слушай внимательно. Я пришел, чтобы официально предложить тебе должность командира первого белорусского полка.

— Какого полка?

— Полка Белорусской военной рады.

— А что это за рада такая?

— Ну, ты меня удивляешь. Будто с неба свалился.

— Я свалился с фронта. Контуженый. — Голос Сергея снова угрожающе задрожал: нет, оставаться спокойным при таком разговоре очень нелегко.

— Как это вы, Валентин Викентьевич, не просветили сына? — с укоризной спросил Кручевский у адвоката.

Сергея снова затрясло:

«Наглец! Тыловая крыса! Ты позволяешь себе упрекать старого человека!»

— Сережа был болен. Несколько дней он ничего не слышал. — Это прозвучало извинительно, и Богунович-младший не сдержался, бросил отцу с гримасой боли и стыда:

— Папа!

Валентин Викентьевич покраснел, как девушка, тяжело вздохнул, пожаловался:

— Непонятными вас сделала война. Непонятными… Кручевский самоуверенно засмеялся, сам налил себе ликера и с размаху выплеснул в рот.

— Сейчас мы, дядька Богунович, все поймем. Просветим. — И Сергею: — Надеюсь, ты слышал про «Всебелорусский конгресс», проходивший еще в январе? Большевики хотели разогнать его. Не удалось. Хотя потом некоторых из наших они арестовали. Теперь, когда белорусский народ освободился…

«Когда и от чего он освободился? Немцы освободили мой народ?!» — возмущенно закричал Сергей, но про себя, ибо голос у него будто отняло, как было отняли немецкие снаряды слух.

— Теперь исполнительный комитет съезда сформировал правительство республики — народный секретариат Белоруссии. Лучшие люди земли белорусской возглавили его — Варонка, Цвикевич, Середа, Гриб…

— И кого они представляют? — спросил Сергей. Спокойно, чтобы проверить голос.

Кручевский засмеялся.

— Ну и большевики! Начинили они тебя марксизмом. Но коль ты лезешь в теорию, я тебе скажу: сила в единстве нации, в единстве всех ее классов и пластов. Теория вашего Маркса — это теория для людей без роду, без племени. А мы — чистое славянское племя. Русские перемешались с татарами…

У Сергея было что ответить на это, но начинать теоретический спор ему не хотелось: слишком много энергии шло на то, чтобы сдерживать себя.

— Я не политик. Я солдат.

— Вот это мне нравится! — почти обрадовался Кручевский. — Политиков у нас хватает. Солдат мало. Поэтому я предлагаю тебе полк. Однако слушай про нашу организацию. При правительстве создана «Военная комиссия». Ее возглавляет Езовитов… Помнишь? Цвикевич и он были организаторами Белорусской социалистической громады. Ума — палата, английский парламент. Меня он взял к себе начальником штаба. Не бойся. Притеснять тебя не буду. У нас полная демократия…

— Кого все же представляет ваша рада?

— Военная?

— Все рады. Все комиссии.

— Ну, знаешь… Мне не нравится твоя ирония. Имей уважение. Как кого? Белорусский народ.

— Весь?

— Конечно, весь.

— А ты знаешь, что крестьяне идут в леса, в партизаны, как при нашествии Наполеона… чтобы бить «освободителей»?

Кручевский вскинул голову — удивился:

— Однако не так уж ты неосведомлен. Слепым и глухим притворился.

— Я не слепой. Я слышу вас, слышу, господин начальник штаба!

— Мальчики! Мальчики! Не ссорьтесь, пожалуйста, — почувствовав приближение нового взрыва, просил старый Богунович.

Громадовец откусил кончик своего уса, выплюнул волоски в кулак, вытер руку белоснежным платочком. Видно было, что сарказм Богуновича, его издевательски-официальный тон вывел гостя из равновесия. Но Кручевский сдерживал себя.

— Я понимаю твою ненависть к немцам. Думаешь, я их люблю? Но будем реалистами, друг мой. Пока у нас нет своей армии… Немцы помогли нам освободиться от большевизма, с их помощью мы утихомирим мужиков, которых в леса ведут большевистские комиссары. А там видно будет. На все нужно время.