Петропавловская оборона

«Прислуга орудий порученного мне дека палила но неприятелю меткими выстрелами, которыми принудили оставить занятую им батарею № 4, а потому и долгом своим считаю донести... об особенно метких выстрелах, сделанных кондуктором 3 класса Петром Мининым и ко^{60 61} мендором Василием Егоровым»,⁶⁰ — рапортовал лейтенант Константин Пилкин, командовавший орудиями верхней палубы (дека) фрегата «Аврора».

«Прислуга вверенного мне дека действовала по неприятелю весьма меткими выстрелами и в особенности кондукторы: Степан Дементьев и Василий Лошков и матрос I статьи комендор Евстифей Шахов, которые своими выстрелами заставили неприятеля оставить занятую батарею № 4 и в беспорядке возвратиться на суда»,⁶⁰ — дополнил лейтенант Михайло Федоровский, распоряжавшийся артиллерией нижней палубы «Авроры».

Подоспевшие стрелковые партии Михайлова, Губарева, Фесуна вместе с командами четвертой и первой батареи с криками «ура» бросились на французов в штыковую атаку...

«Несмотря на нашу малочисленность, несмотря на го, что он был по крайней мере вчетверо сильнее всех наших соединенных партий, неприятель начал отступление бегом и с такою быстротою, что прежде чем мы подоспели к занятой ими батар’ее, он уже был в шлюпках»;⁶² — пишет участник атаки.

Поломка лафетов и незначительные повреждения орудий — вот и все, что удалось сделать шестистам фран⁶² цузам на Красном яру. Но зато за свою попытку высадиться без приглашения на русскую землю французы заплатили большими потерями. В числе убитых был старший лейтенант Лефебр — один из командиров десанта.

В 11 часов 45 минут утра английский пароход отконвоировал тринадцать шлюпок с десантом назад с Красного яра к своим фрегатам.

Неудача десанта, казалось, подогрела ярость союзников. К тому же две русские батареи — первая и четвертая — уже не действовали. Продолжая укрываться Сигнальной горой от выстрелов русских кораблей, «Президент», «Форт», «Пик» и «Вираго» перенесли весь свой огонь против второй батареи, стоявшей на Кошке.

Это было последнее препятствие для нападения на «Аврору» и «Двину».

Но «все усилия трех фрегатов и парохода заставить замолчать батарею оставались тщетными», -• писал с своем донесении Завойко.

Не отвечая на дальние выстрелы, батарея открывала: огонь лишь в том случае, когда суда противника пытались продвинуться к входу в гавань. Вот как очевидец описывает геройское сопротивление второй батареи: •

«Три фрегата производят неумолкаемый огонь, ядра

бороздят бруствер во всех направлениях, бомбы разры-лаются над батареей, но защитники ее холодны и молча⁶³ ..пнвы. Они курят спокойно трубки и не обращают внимания на сотни смертей, носящихся над их головами, они выжидают своего времени. Но вот раздается звонкий голос командира: «Вторая, третья!» Взвился дымок, и можно быть уверенным, что ядра не пролетели мимо. Нс обходилось и без потерь; от времени до времени появлялись окровавленные носилки: несли храброго воина, верно исполнившего долг свой».⁶³

Состав батарейной прислуги- редел, но эту брешь сейчас же заполняли добровольцы из стрелковых отрядов, матросы, штабные писаря, солдаты..⁶³ Вот писарь Петр Томасов, выпросившийся стать у пушки. Он «исполнял свои обязанности при орудии, не взирая на смертельный огонь, с примерною храбростью и хладнокровием», — говорит о нем рапорт.

На подноске кокоров — зарядов к пушкам отличались кантонисты — дети камчатских моряков. Они «исполняли в продолжении военных действий свои обязан-я ости с превосходною расторопностью и были так веселы. что нередко по окончании сражений тотчас начинали спускать кораблики», — доносил Завойко генерал-губернатору Восточной Сибири. Один из кантонистов в бою 20 августа был убит. «У одного, и именно Матвея Хра⁶³ мовского, имеющего 10 лет. — одну руку оторвало, а другую ранило, и других некоторых легко ранило. Кантонист Храмовскнй с удивительной твердостью духа перенес сделанную ему операцию, заключавшуюся в отнятии правой руки у плеча и мизинца у левой».⁶⁴

Нельзя не отметить и малозаметный на первый взгляд, но приободривший артиллеристов подвиг простой русской женщины — поселыцицы Харитины, разносившей по ба-

тареям пищу бойцам. Вот ее незатейливый рассказ, записанный Юлией Завойко:

«Иду, — говорит она, — с узлом, а над головой вдруг свистит, страшно свистит, так я и присяду, либо под забором прилягу; да и думаю себе, когда же приду-то коли ■все так будет? Двум смертям не бывать, одной не миновать. Нечего им кланяться, пусть себе свистят. Ну. встала и, перекрестившись, пошла дальше. Ко всем снесла... Никого не забыла, ведь проголодались, сердечные...»