Петров, к доске! (СИ)

— Кто? — Удивился резко поглупевший Макс. — Почему комсомолка? Она же где-то наша ровесница.

— Ты чего, тюкнулся совсем? Космодемьянской было… — Начал я пояснять другу.

— Леха! Зачем мне твоя Космодемьянская!? Девочка, которая ее играла. Это кто?

В тот момент я сразу понял, что Максим Микласов потерян для общества. Он влюбился.

Естественно, сейчас ему искренне было плевать и на Дееву, и на Рыкову, и на директрису с ее песенным прослушиванием. Но драмкружок принимал участие во всех мероприятиях, а значит, петь они тоже будут.

— Ну что тебе стоит? Друг ты мне или не друг? — Спросил Макс с несчастным выражением лица.

Пришлось согласиться, что друг, и шуровать вместе с теми, кому очень интересно было посмотреть, как пройдёт схватка двух отличниц. Я подумал, ну ладно. Посидим, послушаем. Макс на свою Ангелину насмотрится и пойдем домой.

И тут вдруг — классная руководительница со своей «гениальной» идеей, как помирить девчонок.

— Значит, так… Деева и Рыкова нуждаются в вашей поддержке. Поэтому, у вас есть десять минут, чтоб решить два вопроса. Первый — что вы будете петь. Второй — кто поможет девочкам. И имейте в виду, песня должна быть про дружбу, про мир. — Сообщила Нинель Семёновна, стоя перед дверьми актового зала.

Потом она многозначительно посмотрела на каждого, выражением лица намекая, мир и дружба должны быть не только в песне. И ещё выражение ее лица очень конкретно говорило, что принять участие в выступлении теперь должны все, иначе последуют карательные меры. Либо большая часть группы поддержки. А входили в эту группу Лукина, Кашечкин, Демидов, Строганов, Ермак, Макс, еще трое девчонок и я.

Мы хором заверили Нинель Семеновну, что непременно поддержим, вызвав у нее умиление, а затем отправились в каморку, которая имелась за сценой.

Эта каморка располагалась с одной стороны «закулисья». Ее в основном использовали для того, чтоб переодеваться во время выступления. Там же периодически проходили организационные собрания драматического кружка. А еще в этой каморке стояла аппаратура и лежал неопрятной горой различный хлам. Старые кулисы, декорации, костюмы. Короче, всякая творческая дребедень.

Дребеденью и хламом считали это, само собой, мы, ученики. Но вот для нашего завуча по воспитательной работе, Марины Алексеевны, каморка являлась вовсе не каморкой, а пещерой Али-бабы, где все, абсолютно все, очень важно и нужно.

В горе костюмов можно было найти крайне занимательные вещи. Такие, как голова осла, хотя я не помню ни одной сценки, где фигурировали бы ослы. Или, к примеру, задюю часть лошади. Причем, чисто теоретически должна быть и передняя, но ее никто отродясь не видел. Естественно, среди хлама лежали старые костюмы Деда Мороза, Снегурочки и бабы Яги. Куда без них.

Давным-давно в ходу уже были новые, бережно хранимые завучем в ее кабинете, но Марина Алексеевна категорически отказывалась выбрасывать потертые халаты красного и синего цвета, ватную бороду, в которой поселилось семейство мышей, накладной нос с бородавкой, цветастый платок и такую же юбку.

Мы проскользнули в каморку, стараясь не привлекать внимание остальных участников прослушивания, которые толпились за сценой, и начали суматошно перебирать песни о мире. Однако, выходило у нас это обсуждение не очень.

Никого, ничто не устраивало. У этой песни слов никто не знает, та не годится, третья не о мире, а совсем даже наоборот.

— Спойте «Айсберг в океане». Шикарная песня. — Выдал вдруг наш трудовик Олег Петрович.

Он как раз в этот момент явился в каморку с инструментом. Это была его фишка, ходить по школе со всякими причиндалами, создавая видимость активной работы. Причём, все понимали, если Олег Петрович начинает постукивать молоточком в каких-то крайне неожиданных местах, значит, он уже успел немного принять на грудь. Как правило происходило это после уроков, но иногда — между.

— Пугачеву? — Переспросил Кашечкин и растеряно посмотрел на Дееву.

— Ну конечно! Это любимая песня директора школы. Ежли хотите отличиться, пойте «Айсберг». Она вам потом грамоту выпишет за такой номер…

Трудовик сунул в рот несколько гвоздей, подвинул стул к стене и зачем-то полез наверх, под потолок.

— А давайте всеми споём! А? Всеми, кто здесь есть. И песня хорошая. Там есть строчка «примирить меня с тобой». Все, как хотела Нинель Семёновна, — Настя Лукина окинула присутствующих восторженным, счастливым взглядом.

Ей, похоже, ужасно нравилось, что она, наконец, снова может доказать Рыковой свою дружбу. Ну и конечно, еще больше Лукиной понравились слова трудовика о директрисе.

— Отличная идея! В принципе, я могу симпровизировать и находу подобрать мелодию для аккомпанемента. Все ведь знают, что я уже много лет учусь по классу фортепиано? — Кашечкин посмотрел на присутствующих высокомерным взглядом, а затем решительно подошел к Деевой и положил ей руку на плечо.

Решительно подошел, решительно положил, решительно выглядел идиотом. Вот так, наверное, точнее. Потому что совершенно было не понятно, как его класс фортепиано связан с плечом старосты.