Петров, к доске!

Но Наташка тоже молчала. Вот что интересно. И вовсе не из-за директрисы. Деева смотрела ровно в ту же сторону, что и Рыкова, но только ее внимание было приковано не к новенькому, а к мужчине. И выглядела при этом староста очень растерянной. Или даже, наверное, напуганной.

Хорошо тому, кто знает

Как опасен в океане…

Лукина упорно продолжала завывать песню. И в данном случае это было именно завывание.

Когда Настя поняла, что поет одна, что никто присоединяться не собирается, она занервничала. Поэтому голос у нее то и дело сбивался на фальшивые ноты. При этом лицо Лукиной вытягивалось все больше. Она видела прямо перед собой директрису и до Насти начало доходить, вряд ли человек таким образом реагирует на свою любимую песню. Однако при этом, остановится Лукина уже не могла, потому что во-первых, Кашечкин, который не видел, что творится в зале, вдохновенно наяривал мелодию песни, во-вторых, наверное, Лукину заклинило на почве стресса.

По той же самой причине, из-за нервяка, на припеве, выпустив весь воздух, Настя решила набрать полную грудь, но от напряжения громко и отчетливо издала какое-то поросячье повизгивание. Из глаз Лукиной брызнули слезы, однако не от расстройства, как можно было бы подумать, а от того, что теперь воздуха оказалось слишком много.

В этот момент вскочила Нинель Семеновна, подбежала к сцене и громко сказала:

— Быстро отсюда! Все! Сейчас же!

Причем, настолько громко, что даже Кашечкин услышал.

Естественно, потом были крики директрисы и записи в дневники о том, что родителям следует немедленно явиться в школу. У Строганова такая запись получилась второй за день.

Из школы мы вышли очень расстроенными, но очень дружными, как и хотела Нинель. Потому что все дружно настроились огребать люлей дома. А для наших отличниц это вообще был настоящий шок.

Я действительно отправился к Максу домой, где еще час слушал его страдания на тему, как привлечь внимание девочки, опозорившись на всю школу. Потом он, правда, съел тарелку борща и страдания прекратились сами собой. Видимо, на сытый желудок ему страдалось плохо.

Но вот что мне не давало покоя все время, пока мы с Максом обедали, делали уроки, обсуждали новенького, Ермака, последствия нашего выступления и перспективы будущего наказания от родителей.

Мужчина, который сидел рядом с директрисой. В отличие от своих одноклассников я знаю, кто это. Но совершенно непонятно, откуда его знает Деева. И почему он вызвал у нее такую реакцию. В прошлом варианте своей жизни мне не приходилось наблюдать и мужчину, и Дееву одновременно. А значит, я никогда не видел, как Наташка могла бы повести себя в этой ситуации. Но… Что за хрень? Откуда она знает отца Никиты Ромова?

Кто-то страдает, а кто-то берет все в свои руки

— Ну что, твои сегодня придут? — Спросил Строганов Макса с выражением глубокой есенинской тоски во взгляде. В его глазах прямо плескались боль и отчаяние.

Мы стояли в коридоре, в ожидании первого урока. Отошли в сторону от остальных одноклассников, чтоб не толкаться. Ну и еще потому, что в отличие от товарищей, радостно обсуждавших новости, нашей компании в лице Сереги, Макса и меня, весело точно не было. Демидов и Ермаков ещё не пришли, но, думаю, скоро число страдающих станет больше. До урока оставалось около пятнадцати минут.

В таком же удрученном состоянии неподалёку застыли Рыкова и Деева. Не вместе, конечно, а каждая по отдельности. Рыкову утешала Лукина. Дееву — Кашечкин.

Но там вполне понятно. У отличниц вообще, наверное, наступил локальный апокалипсис. За семь лет учёбы и у Наташки, и у Ленки родители в школе если бывали, то лишь для того, чтоб получить очередную грамоту. А тут — такой неожиданный поворот. Вызваны к директору за «вопиющее безобразное поведение». Цитата, кстати, дословная.

Ромова вообще нигде не было видно, так понимаю, его доставят прямо к началу занятий. В принципе, какая, казалось бы, разница, когда придет новенький. Он мне и даром был бы не нужен. Но, к сожалению, Никита Ромов — главная составляющая всей схемы. Тем более, на фоне вчерашнего происшествия, а вернее на фоне Наташкиной реакции на отца Никиты, я начал испытывать сильный интерес ко всем деталям этой истории, на которые в прошлый раз не обращал внимания.

В общем, настроение у всех было поганое, это факт. Но по разным причинам.

Серега, к примеру, страдал, глядя в окно, потому что вечером отхватил предварительных люлей за две записи в дневнике. И это была лишь разминка. Основной разбор полётов ждал его сегодня.