Петрович

После Ивана Ивановича слова попросил Костиков.

— А если взять такой штрих, — сказал он. — Сколько народу перештрафовал товарищ Столетов? Надо прямо сказать — массу. А ведь не может быть, что все вы нечестные — ведь вы честные люди. А кровную дочку до чего довел? Она, добрая душа, отдала Ниловне свои несчастные сотки, а тут является Столетов и силком отбирает овощи, как оккупант какой-нибудь…

— Я одна здесь виновата, — прервала его Светлана. — И прошу кончить с этим.

— Ты молчи! — отмахнулся бригадир. — Ее ограбили, а она виновата.

— Огород принадлежит мне, а не Ниловтге. А Ниловну я нанимала. Ясно?

Бригадир поглядел на нее, раскрыв рот.

— Чтобы она сама на себя такую клевету возвела, никогда не поверю. Пока на бумаге не изложит — не поверю.

— А я давно написала заявление.

— Где же оно, твое заявление?

Столетов нахмурился, достал из кармана голубой листок и протянул бригадиру.

Бумажка пошла по президиуму, от одного человека к другому.

— Захар Петрович, почему вы не ознакомили нас с этим документом? — спросил Балашов строго.

— Почему, Петрович? — уставился на него Лопатин. Столетов молчал.

— Вот будет у тебя, Юрка, дочка, тогда поймешь почему! — пояснил Иван Иванович. — Мы уже постановили, что овощи председатель забрал справедливо, и нечего к этому возвращаться.

— Ну ладно, пускай справедливо, — сказал Костиков. — А как расценить такой факт: когда пришло время держать ответ за кукурузу, Столетов сам не поехал, а послал Лопатина. Это что — справедливо?

— Погоди, Костиков, — поднялся Лопатин. — Тут ты Захара Петровича опять не угадал. Не поехал он со мной потому, что верил в меня больше, чем я сам в себя верил. Научил меня Захар Петрович сознавать свою силу, человека в себе уважать — и спасибо ему…

— Верно! — закричали из дальних рядов, — Пусть Петрович остается!

— А вы меня не сбивайте! — кричал Костиков. — Если поставить вопрос — уважают товарища Столетова колхозники? Та же, к примеру, Ниловна? Надо прямо сказать — не любят они его…

— А тебя кто любит? — перебила его Ниловна. — Тебя не то что твоя баба, тебя и кошка не любит. Ты в избу — кошка под лавку…

Кто-то крикнул:

— Мели папаша, власть-то наша! Собрание неожиданно накренилось.

Костиков, конечно, перегнул палку. Чем сильней он порочил Столетова, тем активней проявлялась симпатия колхозников к своему председателю.

Балашов одним из первых увидел непорядок и попросил слова.

Он обстоятельно разъяснил, что заслуги Столетова никто не отрицает, отметил все хорошее, что сделано в колхозе за два последних года, осветил воспитательную деятельность Столетова, перечислил его положительные качества: прямоту, честность, справедливость, и только после этого выставил бесспорную претензию: невыполнение директивы вышестоящих организаций.

Балашова слушали внимательно, с уважением, но, как только он дошел до злополучной директивы, какая-то старуха из дальних рядов пронзительно крикнула:

— Мы своим председателем не торгуем!

И за ней, как по сигналу, стали кричать со всех сторон:

— Пускай Петрович остается!

— Другого нам не надо!

— Тише, женщины! — Балашов поднял руку. — Говорите по одной!

— Мы по одной не можем! Петрович достойный! Балашов пожал плечами и наклонился к Столетову:

— Поскольку так получилось, давай исправлять на ходу. Выступи с самоотводом.

— Туча. — сказал Столетов.

— Что? — не понял Балашов.

— Туча! — повторил Столетов. — Видишь, Юрка? За рекой, окантованная лучами солнца, плыла серенькая тучка. Как будто прислонившись к ней, стояли ровные плахи дождя.

Тучку заметили. Народ зашумел, оживился.

Дождь шел у соседей, в «Мичуринце». Правда, дождик скупой, реденький, но все-таки дождик — небесная вода.

— Может, и к нам притянет? — спросил Столетов.

— Нет, — усмехнулся Лопатин. — Стороной обойдет. Костикова забоится.

И правда, зловредный Костиков снова прорвался на трибуну и махал длинными руками.

Ему во что бы то ни стало приспичило задать вопрос Ниловне, причем на виду и в открытую, чтобы все слыхали.

— Ты, бабка, при Захаре Петровиче медовая, — начал он. — А за его спиной что болтаешь? А ну, скажи? Что язык прикусила?

— А что? — спросил Балашов.

— А что — про это дочке его известно. Захар Петрович сам ей на ушко шепнул. Так или не так, Светлана Захаровна?

Костиков спрашивал тихонько, будто подкрадываясь. Очевидно, ему было известно что-то новое и интересное. Светлана смешалась, опустила голову.

— Позабыла, что говорила? — продолжал Костиков. — Тогда мы тебе напомним. По чьей вине твой папаша семнадцать лет безвинно страдал? А? Молчишь или не слыхать? Кто на него донос написал?

Столетов нахмурился и посмотрел на Костикова так, словно первый раз в жизни увидел его.

Народ затих.

— Дедюхин на него донос написал, — продолжал Костиков, любуясь тем, что его сообщение оказалось еще более неожиданным, чем тучка. — Дедюхин! И узнал об этом л Столетов на свадьбе. Так или не так, Светлана Захаровна?! Теперь понятно, товарищи, какой между ними на станции банкет состоялся?

— Неясно, — бросил Балашов.

— Вам неясно, а мне ясно. Силком он Дедюхина напоил. За донос поквитался… А если не так, пусть оправдается.