Петровка, 38

— Спасибо. Вы с-свободны.

Костенко пригласил оценщика из скупки. Он вошел, огляделся, осторожно поклонился Саше Савельеву, который сидел чуть поодаль, потом перевел взгляд на Садчикова и спросил:

— Эти?

— Я вас хотел спросить…

— Ах, негодяи паршивые! — начал он, разглядывая трех, сидевших у стены. — Ах, паразиты поганые! Нет на вас креста, мерзавцы!

— Тише, тише, — сказал Костенко, — давайте без эмоций.

Оценщик еще раз внимательно осмотрел всех, а потом сказал:

— Из этой троицы никого.

— А этот? — показал Костенко на Савельева.

— Этот? В синей рубашке?

— Да…

Оценщик быстро взглянул на Садчикова, потом так же быстро на Костенко, словно желая выяснить, какой ответ их устроит, ничего по их глазам не понял и неопределенно протянул:

— Да… Лицо, прямо скажем…

— Какое? — спросил Садчиков.

— Вы же сказали — без эмоций…

— Я вас спрашиваю: он или нет?

— Как вам сказать…

— Ладно, спасибо, — сказал Костенко, — больше ничего не надо.

Девушка, которая выписывала в скупке чеки, оглядев всех, сразу же сказала:

— Здесь никого нет.

Садчиков облегченно вздохнул.

— Спасибо, ребята, — сказал Костенко. — А тебя, Савельев, надо в камеру. Лицо-то у тебя, «прямо скажем», а?

Ленька разлепил губы и спросил:

— Можно попить?

— Валяй, — ответил Садчиков. — Что, п-перетрусил?

— Нет. Теперь все равно.

— Глупость говоришь.

— Может быть… Только я так думаю…

— Глупость, — повторил Садчиков. — Сиди т-тут, я сейчас.

— Ты куда? — спросил Костенко.

— Да так… — ответил Садчиков. — Скоро вернусь.

Самсонов сидел у комиссара и плакал. Весь обмякший, жалкий и — это было сразу видно — тяжелобольной. Только поэтому комиссар сдерживался, чтобы не сказать ему всего того, что сказать бы следовало. «Не можете вместе жить — разойдитесь к черту! Себя мучаете и парня губите! Когда дома непорядок, дети в первую очередь гибнут. Хочешь видимость семьи сохранить, чтобы парня не травмировать, — уезжай к черту в свои леса! Наведывайся два раза в год: и жена твоя будет довольна, и дома тихо. А если она начнет здесь флирты там всякие с тити-мити, возьми парня к себе, в институт всегда успеет, а руками на стройке помахать тоже полезно. Для поэтов особенно. А так — вы грызетесь, а нам потом ребят в тюрьму сажай, да? Мы плохие, а вы хорошие и добренькие? Плачете, к сердцу нашему взываете, да? А оно у меня что, каменное, сердце-то? Или, может, нет?»

Комиссар засопел и, не удержавшись, сказал:

— Совести в вас ни на грош, товарищ Самсонов…

Вошел Садчиков и стал у порога.

— Да входите же, — досадливо поморщился комиссар.

— Он на тех д-делах не б-был.

— А вы сомневались?

— Если бы я не сом-мневался, вы б меня с работы уволили, т-товарищ комиссар.

— Тоже верно. Ну, что будем с ним делать? У парня, понимаете ли, завтра начинаются экзамены на аттестат зрелости. В восемь утра русский письменный.

— Знаю.

— Да. Сочинение. Парень-то с-способный, товарищ комиссар, явно с-способный…

— Куда его будем помещать? В приемник или пока подержим у нас, в камере?

Самсонов закрыл глаза ладонью и начал медленно раскачиваться на стуле — вперед-назад, вперед-назад…

Садчиков сказал:

— Я бы его отпус-стил по подписке. Вот и от-тец здесь. И чтоб без отца носу на улицу не высовывал…

— Отец — дело, конечно, великое. Только вы давайте свяжитесь со школой. Как они на это посмотрят… Пусть письмо мне напишут… Иначе я ничего не смогу сделать. Надо мной тоже много начальников, мил душа, сами знаете…

— Слушай, — сказал Садчиков Леньке, — мы т-тебя отпускаем до суда.

— Что?

— То, что с-слышишь. Отпускаем.

— Куда?

— В школу.

— А после?

— Домой. Сиди и н-носа не высовывай. После экзамена позвони — ты мне будешь нужен. Читу будем вместе ловить.

— Читу?

— Нет, г-гориллу, — сказал Садчиков. — Что-то ты, парень, соображать перестал от радости.

— И я сейчас могу уйти?

— Пропуск сначала надо в-выписать.

— Куда?

— В баню. Смотри с р-радости не натвори еще чего. Только завтра сразу после экзамена з-звони. Не забудешь? На телефон. Р-ребятам ничего не говори. Понял? Б-будут спрашивать — отшучивайся. Никто не должен знать, что ты был в к-кассе, а потом — у нас. Понял?

— Понял.

— Ну, будь здоров, Ленька. До з-завтра. Иди вниз, там отец ждет…

Самсонов бросился к Леньке и стал быстрыми сухими и очень холодными руками ощупывать его лицо, голову и плечи.

— Мальчик, мальчик, мальчик мой, — говорил он быстро, и губы у него тряслись, и лицо плясало, и слезы текли из глаз. — Ну что ты, что ты, Ленечка, ну не надо, все кончилось, мальчик, все прошло, не надо… Ну прости меня, мама тоже все поняла, она ждет нас, мальчик, она все поняла…

— Не надо, папочка, — так же быстро и тихо просил Ленька, — только не надо так говорить, папочка, ты так никогда не говорил. Не надо так со мной разговаривать, папочка.

Вечером у комиссара собрались Костенко, Садчиков и Росляков. Комиссар неторопливо расхаживал по кабинету, иногда задерживался возле окна, рассматривая прохожих. Докладывал Садчиков: