Петровская набережная

— Мы в бассейне сдавали, там была. Но майор не разрешил. Да, так вот сообщают нам, что дружки Курова опять что-то отобрали. Ленька говорит мне: «Все, идем!». А дело было здесь, в лагере. Вошли мы, значит, в их палатку. Куров на койке валяется, а около него еще человека четыре, самые здоровенные в роте. Жуют, на нас смотрят. Куров жевать перестал. Он, вообще-то, старше был, года, наверно, на два, из юнг пришел. Ленька повернулся ко мне и говорит: «Назад!» «Ну, — думаю, — и ты струсил». Но он только до нашей палатки вернулся. А у нас там были лопатки саперные получены как раз к занятиям. «Бери лопатку!» И сам взял. «Сними чехол! Пошли!» Иду за ним, а ноги заплетаются, не идут. Распахнул Ленька полог, вошли мы. «Встань, Куров!» И лопаткой как рубанет по столбу, на котором верх натянут, — палатка так и затряслась. Все в роте знали, как он с вышки прыгал. Куров поднялся, и эти четверо повскакали с коек. Ленька их жратву лопаткой же с коек и поскидывал. К нему подступить пытались, он как махнет лопаткой — все отскочили. И прежде чем уйти, Курову говорит: Учти, Куров, повторится — пеняй на себя!» А тот уже опомнился: зубами скрипит, глазами водит… Да только нас в отпуск отправили. А из отпуска Ленька не вернулся.

— Как так? — спросил Митя, который уже всей душой успел поверить Лене Глушкову. — Как это — не вернулся?

— Не вернулся…

Остров наконец целиком выплыл из темноты, но «противник», наверно, еще не проснулся, и черные сосны на острове были заодно с черными валунами, черным тростником и черными березами.

— Погиб, — сказал Толя. — Подорвался.

— Тоже… рыбу глушил? — холодея, спросил Митя.

— Нет. Просто шел по лесу, задел какую-то проволоку, а она к взрывателю тянулась.

— Где это было? — спросил Митя, ощущая непреодолимое желание приподняться с земли, на которую он так беззаботно, так бездумно лег.

— Какая разница где? В лесу, под Лугой. А думаешь, здесь сейчас ничего такого быть не может? — сказал Толя, словно чувствуя, как Мите хочется встать, и нарочно его испытывая. — Вот сейчас мы лежим, а под нами, может, такая штука закопана…

— Тут минеры все облазили, — не очень уверенно сказал Митя.

— Облазили, не облазили… Каждый метр не прощупаешь.

— Да ты к чему это?

— А к тому… Кого что ждет — это неизвестно. Вот Ленька — шел себе просто по лесу. И нет его.

— Ну так что ты хочешь сказать?

— Что?! — вдруг обозлился Толя. — А то, что ты как недоразвитый! «Снаряд»! «Граната»! Хвастается еще! Мало случаев знаешь, да? У тебя что, в жизни цели никакой нет?

— Какой цели? — рассеянно спросил Митя. — Ты о чем?

Цель у Мити, вообще-то, была вроде… Ну, закончить училище как следует… Так ведь это у всех такая цель. А еще? Какая ж еще цель?

— А ты? — спросил Митя. — С тобой-то дальше что было?

Толя не ответил. Митя вспомнил о том, что говорили, когда Толя появился у них в роте.

— У тебя правда сотрясение мозга было?

Толя молчал. Митя совсем не хотел его обидеть. Но на второй год у них, вообще-то, не оставляли, другое дело — такая причина.

— Ну, нам так сказали. Мол, из-за этого ты лежал несколько месяцев. Лежал, да? У тебя голова была пробита?

Какое-то странное было сейчас у Толи лицо. Митя никогда еще такого выражения на нем не видел. Губы у Толи были как два кирпича, положенные один впритирку к другому. Или это рассвет виноват?

— Ты хотел бы обратно в ту роту? — спросил Митя, поняв, что на предыдущий вопрос Толя не ответит.

— Обратно? — произнес Толя. — Как это — обратно? Нет. Надо здесь.

— Что «здесь»?

Но Толя опять не ответил. Деревья острова уже можно было различить по отдельности. И опять, как вечером, в самой глубине острова мигнул красноватый огонек. До ребят стали долетать негромкие звуки, и вдруг отчетливо и громко по воде донесся стук: видно, кто-то нечаянно уронил что-то тяжелое на дно шлюпки.

— Бежать можешь? — прошептал Толя.

— Могу… Ясно, могу.

— «Ясно»… Не очень-то ясно, больной вроде бы.

— Да это уже прошло.

Ну тогда дуй! Доложи, что они проснулись и грузят шлюпки

Митя бежал сквозь рассветный, набухший сыростью лес, но уже скоро ему стало казаться, что это не он, Митя, бежит по лесу, стоящем неподвижно, а все наоборот: Митя будто замер, в то время как лес, накренясь и охлестывая Митю мокрыми ветками, понесся мимо. Отдельно от себя Митя слышал свои шаги, отдельно — как громко стучит сердце, и вдруг, прекрасно видя, что прямо перед ним огромный камень, Митя едва увернулся, с размаху оттолкнувшись рукой от его замшелого сырого лба. Оказывается, кружилась голова. Митя пошел шагом, потом снова побежал и бежал, пока мог.

За километр от лагеря он наткнулся на свои дозоры.

Лейтенант Тулунбаев лежал в своей палатке не раздеваясь. Лицо его было накрыто фуражкой.

— Товарищ лейтенант…

— Слушаю, Нелидов, — сказал лейтенант из-под фуражки, будто вовсе и не думал спать.

А через пятнадцать минут в большой палатке Митиного взвода было уже пусто, в ней находился один только Митя. Рота строилась на линейке, но Митю это построение не касалось.