Петровские реформы

Из всех антипетровских речей чаще всего приходится слышать протесты против его церковной реформы. Он, дескать, принизил церковь и тем самым «сломал духовный хребет России». В этом сказывается, прежде всего, плохое знание того, что представляла собой допетровская церковь при ее безграмотном духовенстве, при сплошном обрядоверии, при значительных остатках язычества, при отсутствии всякого благолепия церковных служб с их «многогласием», с разговорами в храмах во время службы, когда ни одного слова из богослужения невозможно было разобрать. И эти грехи еще не самые страшные. А почитайте «Духовный Регламент» 1721 года, почитайте сотни других документальных свидетельств, и вы поймете, что Пётр унижал не церковь, а ее допетровское состояние. Величайшим для нее благодеянием было устранение образовавшихся на ней безобразных наростов.

Но любопытно, что ни во дни Петра, ни в продолжении XVIII века, если не считать случая с Арсением Мациевичем, ни о каком «переломе хребта» не было речи. Упразднение патриаршества не было воспринято как принижение церкви. Когда умер последний патриарх Адриан и ему не назначено было преемника, никто это не принял, как большое событие. Сначала поставлен был местоблюститель Стефан Яворский, потом Феофан Прокопович, а потом, через 20 лет форма патриаршего управления совсем отпала, будучи заменена Синодом. Критика Синодального строя началась во второй половине XIX века и опять едва ли не по инициативе светского богословия и литературно-политических кругов. Именно к этому времени относится выражение Константина Леонтьева: «Словяно-англиканское неправославие есть нечто более опасное, чем всякое скопчество и всякая хлыстовщина». Здесь уже намек на «Духовный Регламент» и на церковную реформу Петра. Позднее, к началу XX века, в среде высшей церковной иерархии начинает определяться группа недовольных синодальным управлением, и не одна. Были среди них чуть не откровенные социалисты, завладевшие впоследствии Синодом после Февральского переворота 1917 г., и были весьма «правые» во главе с митрополитом Антонием Храповицким, очень чтимым здесь, в эмиграции. Митрополит Антоний был страстным противником синодальной реформы Петра. Все плохое, что происходило в церкви в его время, он приписывал вредным последствиям этой реформы. Так, ему казалось, что церковная иерархия и церковная жизнь XIX и XX века «была явлениями, не покровительствуемыми государством, а разве только терпимыми с неудовольствием». На всякое сильное проявление православного религиозного чувства в народе и духовенстве взирали, по его словам, с такою же враждебною опасливостью, как в регламенте Петра Великого. Такое заявление требует исторической проверки и не может приниматься голословно. От него веет субъективным настроением и групповой психологией. Чувствуется, что это недовольство очень похоже на недовольство той части духовенства, что роптало на Петра Великого двести лет назад за неблагожелательное отношение к канонизации новых святых, за закрытие лишних приходов, за непомерно участившееся явление чудотворных икон. В неумеренных канонизациях, да еще без санкции собора епископов, в явлениях чудотворных икон Пётр видел злоупотребление и подрыв веры. Митрополит Антоний жалуется на такое же отношение Александра III, сказавшего после канонизации Тихона Задонского: «Это уже будет последний святой в России, и больше святых не будет». Владыка возмущен «враждебно-опасливым», как он выражается, отношением к церкви, на котором (цитирую его слова) «трогательно объединились и правительство, и школа, и общество и, притом, в одинаковой степени общество консервативное и оппозиционное». Эти слова стоят целого признания. Выходит, что никто в Российской империи не тяготился Синодом и обер-прокурорской властью, кроме небольшой кучки высших иерархов.