Женщина наговорилась, положила трубку на рычаг и, словно не замечая Петровых, потянулась на стуле, вызвав в его деревянных костях отчаянный хруст и треск, затем тяжело вздохнула и обернулась. Увидев, что в комнате совсем не те, кого она предполагала увидеть, женщина торопливо стала одергивать кофточку и даже почему-то вскочила, обернувшись к маме.
– Здравствуйте, – сказала мама, не скрывая ядовитости в голосе, – не подскажете, может, здесь где-нибудь костюмы для детей выдают?
– Я не знаю, – растерянно сказала женщина, – я что-то про это не слышала, чтобы где-то тут костюмы детям выдавали. Я вообще не отсюда.
– Ну, это хамство, – сказала мама твердым голосом. – У кого можно узнать про костюмы?
– Ну я правда не знаю, – сказала женщина, и в ее голосе появилась кроме растерянности еще и какая-то беспомощность. – Я же говорю, я здесь не работаю.
– То есть как по телефону жужжать – вы здесь работаете, а как начальство найти – нет? Так, что ли? – спросила мама, и женщина покраснела. – Где мне найти начальство ваше?
– Завклубом сегодня на выходном, – проблеяла женщина.
– А кто не на выходном? – надавила мама. – Хахаль какой-нибудь ваш местный, который вас сюда притащил?
Мать сдавила руку Петрова, будто уже душа этого местного хахаля.
– Может, секретарь на месте или зам, – сказала женщина, – но они на втором этаже.
– Спасибо, – ответила мама, причем по ее голосу было понятно, что она не благодарит, а как-то оскорбляет своим спасибо, таким «спасибо» мать награждала Петрова, когда он случайно разбивал кружку или тарелку или падал в лужу.
Мать, часто дыша, как от обиды, потащила Петрова на второй этаж. Там был такой же коридор с многочисленными большими дверями, мать требовательно стучалась в каждую дверь. За одной из дверей были девочки во всем белом, завидев Петрова, державшегося за руку матери, они почему-то завизжали, и закрыли дверь с той стороны, и, кажется, даже приперли ее чем-то. За еще одной дверью был мужчина с большой белой бородой и накрашенными щеками.
– Какой директор, вы с ума сошли? – спросил мужчина вместо ответа на вопрос матери.
Где-то в глубинах клуба, словно из подземелья, доносились музыка и песни.
– Здравствуй, мальчик, ты был послушным в этом году? – сказал мужчина, заметив Петрова на прицепе у матери, с Петровым мужчина заговорил совсем другим голосом, нежели с матерью, эта перемена в его голосе так напугала Петрова, что он шарахнулся от двери, едва не уронив мать.
– Убедительно, – похвалил мужчина сам себя и захлопнул дверь.
Не найдя больше никого на втором этаже, потеряв кучу времени возле двери с золотистой табличкой, даже подергав эту дверь некоторое время, мать пошла на третий этаж. На площадке между вторым и третьим этажом стоял как бы снеговик, то есть туловище и ноги у снеговика были как у снеговика, а руки и голова у снеговика были как у человека, голову снеговика снеговик держал под мышкой. В другой руке снеговик держал сигарету и курил. Рядом со снеговиком стояла старуха с метлой, в юбке из каких-то грязных тряпок и тоже курила. Но это было еще ничего. Возле снеговика и старухи был еще и пионер с накрашенными ногтями. Пионер говорил женским голосом и пускал колечки, как отец.
– Семенчук, конечно, педрила редкостная, с этим даже не поспоришь, – сладостно смакуя ругательство, говорил пионер. – Он, по-моему, себе гримерку выбил не для того, чтобы в роль входить, а чтобы конфет из своего дедморозовского мешка домой натырить.
– Чего ты хотела? – отвечал на это снеговик. – Завклубом – его сестра двоюродная или тетка.
– Ой, – сказали все три персонажа хором, когда увидели мать и Петрова, а снеговик зачем-то еще добавил слово «пардон» после того, как все ойкнули.
– Вы зрительный зал ищете? – услужливо поинтересовалась старуха с метлой. – Так вход вон там.
Мама начала спрашивать про костюмы, снеговик, пионер и старуха запереглядывались в недоумении и стали объяснять, что ничего про это не слышали.
– И вообще, зачем вам костюм, – примирительно заметил снеговик, – он у вас и так как хоккеист выглядит, только шлем найти.
– Вот шлема как раз и нет, – пожаловалась мама.
– Да ерунда, – сказал снеговик, – и так сойдет, идите уже в зрительный зал, а то спектакль пропустите.
Говоря это, он зачем-то примерил голову снеговика на голову Петрова, Петров послушно стерпел это. Снаружи голова снеговика выглядела сплошным снежным шаром с обязательной морковкой вместо носа. Петрову сразу понравилось, как была раскрашена морковка, как настоящая. Изнутри оказалось, что сквозь голову снеговика все прекрасно видно, потому что она была сделана будто из какой-то марли, просвечивающей изнутри, Петров ощупал свое новое лицо, отстоявшее на некотором расстоянии от настоящей его кожи, – шкура снеговика казалась картонной, она была очень легкая, Петров смог бы носить такую целый день и не устал бы, только нужно было сделать голову поменьше, а то она болталась у Петрова на шее.