Скоморошьего наряда для себя Петруха не хотел брать.
— Когда я обруч над собой ставлю, — сказал он, — всякий видит, что сейчас куклы будут. А без кукол приметным мне не след быть… Куклы спрятал — и как все, поди догадайся, скоморох я или прохожий…
Денег оказалось не так уж мало. «Яма, видно, — подумал Петруха, — пока я болел, ела впроголодь».
…Побег прошёл как по маслу. Ерёма, когда связка — Кострюк с Петрухой — отошла, стал звать на помощь:
— Убивают! Караул! Спасите!..
— Подрались арестанты! — остановился стражник. — Ну, я их сейчас усмирю! — И он вернулся к яме.
Второй стражник повёл связку дальше.
Толпа окружила кукольника так плотно, что ног Петрухи стражнику видно не было. Да ещё Кострюк занимал стражника всякими скоморошинами — пел, на дуде играл и даже приплясывал.
Петруха свистел — разливался соловьём, щеглом, жаворонком.
Видна была над толпой только верхняя часть ширмы — вот-вот выглянут из обруча Скоморох и Цыган.
Но они не появлялись. И птичье пение замолкло.
— Что, твой товарищ заснул там? — спросил Кострюка стражник.
— Может, снова ему худо сделалось? — ответил вопросом на вопрос Кострюк, с неподдельным беспокойством посмотрел в сторону кукольника и подёргал закованной ногой — легко, цепь тянется! Значит, там вместо кукольника только обруч, юбкой обтянутый, стоит, а Петруха уже цепь разбил…
Прибежал второй стражник, вошёл в толпу, стукнулся ногой о камень-валун.
— Кто тут камней наворочал? — крикнул стражник и потянулся к ушибленной ноге. А когда наклонился, то увидел рядом с камнем расколотое звено цепи.
— Держи! Убёг!.. — закричал он испуганно и закрутился на месте с распахнутыми руками, не зная, кого хватать, куда бежать.
Кострюк, заслышав крик, обхватил стоящего рядом второго стражника и тоже закричал:
— Смотрите, люди добрые, я не бегу! И меня не держат, я держу!
Базар зашумел ещё пуще, крики послышались со всех сторон:
— Держи! Лови! Вор!..
Кто-то из торговцев ухватил своего покупателя, один мужик повалил другого, нищие кричали, как стая воронов, — ничего не разобрать.
— Догонишь тут, — махнул рукой стражник, которого держал Кострюк. — Ищи ветра в поле!
— Придётся о беглеце воеводе сказать, — боязливо молвил второй стражник. — Сыск учинить на него надобно! Как утёк… Прямо из рук!
— Жалко… Сколько мы из-за этого кукольника винца попили! — сказал первый стражник. — Иди в яму! — толкнул он в спину Кострюка. — Теперь нам будете три четверти сбора отдавать, глумцы, бесовское отродье, нет у вас ни стыда, ни совести…
СКОМОРОХ ПОПАДАЕТ В ПЛЕН
…Посмотрел царь Собака во третий раз
И во третий раз ничего не узрел:
Где стоял скоморох — там уж нет никого…
Большой город Колядец!
Казалось, будто полыхал над городом пожар, — так ярко сверкали купола церквей и соборов. Красной зубчатой лентой вилась по холму стена кремля. Крыши богатых домов щетинились железными гребнями, шпилями, коваными замысловатыми фигурками. Искрились, как речная рябь на солнце, слюдяные и стеклянные оконца.
Сани, на которых ехал Петруха, миновали городские ворота, свернули с мощёной дороги, запетляли по узким уличкам, среди куч талого снега и грязи.
Молчаливый возница, который за день пути едва три слова молвил, остановил сани возле невысокого забора. Из-за него выглядывал конёк крыши, покрытой лежалым снегом.
Тотчас же гулко забрехали собаки. Ворота отворились не сразу, а после того, как возница отстучал по ним кнутовищем какие-то условные сигналы.
— Кто ж с этой стороны заезжает? — строго спросила высокая широкоплечая женщина. — Дороги людской не знаешь, что ли?
И она посторонилась, пропуская сани.
Двор оказался небольшим и сплошь заваленным бочками разных размеров. Они лежали, стояли, были втиснуты одна в другую.
Отхлынувшие от ворот собаки залезли в пустые лежащие бочки и брехали оттуда.
«Вот почему у них такой гулкий лай!» — догадался Петруха. И не удержался, тявкнул в ответ. Собаки недоуменно на миг примолкли, потом, все сразу, вновь залаяли.
— Привёз тебе, Маланья, поклон от кума Кузьмы, — сказал возница, — да Петрушку-скомороха в придачу. Поживёт у тебя малость, пока осмотрится.
Маланья внимательно оглядела Петруху: неказист, длинноносый, вихры словно кудель. На месте спокойно не стоит, словно его щекочет кто.
— Смотри не обижай парня! — продолжал возница. — У него здесь дело большое, доброе!
— Скоморохов обидишь! — подмигнув Петр ухе, широко улыбнулась Маланья. — Они люди дошлые, расторопные, на язык кусачие.
— А меня в другие ворота выпусти, — произнёс возница. — Недосуг мне.
— Ты хоть коня-то пожалей! — воскликнула Маланья.
Но возница так сурово взглянул на неё, что она пожала плечами — мол, вольному воля! — и зашагала по снежному месиву к противоположным воротам.