Петтер и поросята-бунтари

Мне так захотелось, чтоб рядом вдруг оказалась Лотта. Или же Оскар, или Ева, или Стаффан, или Бродяга. Этот проклятый лес начинал уже действовать мне на нервы. Тени всё сгущались. Деревья скрипели и стонали. На меня напал страх. Будто что-то тёмное и холодное поднялось во мне от ног к животу, ужалило под ложечкой, сжало сердце, стиснуло горло, ударило в голову и затуманило глаза. Всюду мне мерещились какие-то страшные существа. Деревья, эти диковинные чудища, тянули ко мне свои руки, чтобы схватить меня. Замшелые валуны притаились, будто волки — вот-вот прыгнут на меня. Корни деревьев толстыми змеями переползали тропинку под ногами.

Спокойно, спокойно, уговаривал я себя. Нечего себя накручивать. Бояться нечего, совершенно нечего. Я только сам себя пугаю.

И вдруг я увидел скелет!

Он лежал у огромной, разлапистой, высоченной ели. Вообще-то это был не целый скелет. Череп и несколько косточек.

Я поднял этот череп. Вокруг вились мухи, а по желтоватой лобной кости ползали муравьи. У меня внутри всё оборвалось: а вдруг это наш Могиканин! Чем дольше я смотрел на череп, тем больше убеждался, что так оно и есть. Мне даже показалось, что у черепа то же обиженное выражение.

Я представил себе, как нашего поросёнка топтал копытами или рвал на куски какой-нибудь голодный дикий зверь. А потом вороны, мыши и муравьи обглодали его до костей. Неужели можно так быстро обглодать до костей? Чтоб остался один скелет?

Теперь у меня всякий страх пропал. За себя я уже не боялся. Что будет, то будет — какая разница. Завалиться бы сейчас спать прямо вот тут под ёлкой и забыть про всё на свете…

Но надо было сообщить остальным. Рассказать, что случилось.

Вернулся ли уже Стаффан? Ведь прошло, наверное, гораздо больше часа с тех пор, как мы расстались у озера. В поисках Последнего-из-Могикан я совсем забыл про время. Наверное уже поздно, подумал я, и все они сидят сейчас у костра и удивляются, куда же это я запропастился.

Я повернул назад — вернее, так я себе представлял. Крепко прижав череп Последнего-из-Могикан к груди, я бежал по тропкам, спотыкался о корни, не уклонялся от веток, которые хлестали меня по лицу, промочил ноги, шлёпая прямо через ручьи. В голове у меня была одна только мысль: скорей, скорей! Скорей бы добежать!

А правильно ли я иду, вдруг подумал я. Разве мне попадались раньше вот эти вывороченные с землёй корни? Или вот это сухое дерево? Всё вдруг стало казаться мне совсем незнакомым, совсем другим. Вдруг я заблудился? Нет, вон и отсвет костра между чёрными стволами сосен. Значит, уже близко. Скоро я буду на месте.

Я побежал быстрее. Но в чём дело? Красный отблеск там впереди всё время будто убегал от меня, хотя я торопился изо всех сил. Вдруг под ногами у меня зачавкало. Я так пристально смотрел всё время только вперёд, на этот кроваво-красный отблеск, что и не заметил, как угодил в болото — настоящая топь, с редкими лохматыми кочками и какими-то жёсткими кустиками. Противно пахло тиной.

Я оступился и почувствовал, как ногу мою засасывает, будто её схватила снизу чья-то рука и тянет в вонючую трясину. Я судорожно прижал к себе череп Последнего-из-Могикан, будто главное было — спасти его. Как уж я выбрался — сам не знаю. Я весь вывалялся в тине и промок насквозь. Но каким-то образом я всё же вырвался из этой цепкой трясины.

Пока я отлёживался на кочке, поросшей водяницей и осокой, я вдруг сообразил, что красный отсвет на небе — вовсе не отблеск нашего уютного костра, вокруг которого они сейчас сидели всей компанией. Как я мог такое нафантазировать? Это был отблеск совсем другого, огромного костра. Его зажгло заходящее солнце!

И значит, я заблудился. Я совершенно не представлял, где я сейчас нахожусь. Моё собственное нетерпение меня завело чёрт те куда — точно так же, как до того напугал мой собственный страх.

Как же мне теперь быть, думал я. «Иди ко мне», — вздыхало болото. «Сдавайся, сдавайся», — просвистел ветер, прошумел в чахлых деревцах и с треском сломал какую-то ветку, только чтобы показать свою силу. Нет, я не собирался сдаваться. Надо было попытаться добраться до своих.

Идти теперь было тяжелее, без моей-то путеводной звезды. Ноги болели. Странно, что они ещё двигались. Вдобавок ко всему, я дрожал от холода. Мокрая одежда липла к телу и мешала идти. Ветер, который так приятно обдувал меня раньше, теперь пронизывал до костей. На душе было погано. Всё словно сговорилось против меня.

Я понятия не имел, куда мне идти, на какие тропки сворачивать. Я брёл наугад и старался только идти по прямой. Если я не буду кружить, я, в конце концов, куда-нибудь да выйду, где есть люди, думал я. А может, наткнусь на какую-нибудь сторожку, где смогу обсушиться и передохнуть.

Иногда мне казалось, что вот это дерево или этот вот камень мне знакомы, но что толку — дорогу они мне подсказать всё равно не могли. Темнота всё сгущалась, а усталость всё больше наваливалась на меня. Тело было как куль, и ноги еле его волочили. Они передвигались уже как заводные, не по моей воле.