Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания

Но поездка с самого начала не заладилась. На электричку я опоздал – ушла буквально из-под носа, а следующая – через два с половиной часа. Скорых поездов на Москву много, но в Клину ни один не останавливается. Хреново. По счастью, подошел какой-то опаздывающий пассажирский поезд из Осташкова, и я радостно в него заскочил.

Поезд довез меня до Клина почти вовремя, шофер оказался на месте, и, миновав живописные пригорки и перелески Дмитровско-Клинской гряды, мы подкатили к воротам жигаревской дачи.

Честно говоря, ничего интересного от визита к маршалу я не ждал: уж слишком далеки мы были друг от друга и по положению, и по жизненному опыту, и по кругу интересов. И действительно, поездка оказалась довольно бесцветной. Но самый факт этого визита настолько выбивался из рамок обыденности, что я запомнил его в мельчайших подробностях.

Маршал встретил меня во дворе. В светлой летней рубашке он выглядел более подтянуто, чем в несуразной маршальской форме, перегруженной всякого рода позументами и прибамбасами. (Особенно аляповато выглядели погоны с вышитым на них непомерной величины гербом Советского Союза. Один мой знакомый полковник, намекая на опереточный вид этих погон, острил: «Это чтобы с галерки можно было разглядеть».)

Жигарев поздоровался в своей обычной немного угрюмой манере и спросил:

– Устали? Обед будет не скоро, так что пока мы с Вами что-нибудь перехватим.

Поднялись на веранду, где на плетеном столике стояла водка и вполне скромная закуска. Ели мы почти молча: разговор не клеился, но потом маршал, очевидно вспомнив, что я имею отношение к иностранным языкам, сказал:

– Я никогда не понимал, зачем в военных академиях всех поголовно учат иностранному языку. Всё равно его никто никогда не знает. Да это и не нужно: достаточно подготовить небольшой контингент хороших переводчиков. Разговаривать с иностранцами надо на своем языке – а переводчики переведут. Получается даже торжественно.

Я понял, что маршал имеет в виду памятную ему поездку в Англию, когда он в качестве министра гражданской авиации торжественно открывал новую линию «Аэрофлота» Москва – Лондон. Об этой его миссии в Академии рассказывали примерно следующее: банкет в Лондоне по случаю открытия новой линии был, что называется, на славу, и на обратном пути маршал появился в пилотской кабине, требуя от командира корабля, чтобы тот дал ему управлять самолетом. Командир отказался, маршал требовал, разгорелась ссора, и командиру корабля пришлось силой нейтрализовать маршала. По прибытии в Москву об инциденте тут же доложили в ЦК. В результате пилот получил благодарность за решительные действия в сложной ситуации, а Жигарева освободили от должности министра. Потом его простили и с серьезным понижением назначили начальником нашей Академии.

После завтрака маршал предложил немного пройтись. Однако едва мы сделали несколько шагов, выяснилось, что ему нездоровится (вид у него действительно был неважный) и ему лучше полежать. Я, если хочу, могу прогуляться сам – заблудиться здесь невозможно, – а то могу тоже полежать или посидеть на веранде. Я выбрал последнее.

После недолгого отдыха мы все же вышли прогуляться. Заодно маршал предложил посмотреть его мастерские, которыми, судя по его интонации, он очень гордился. Действительно, множество всякого инструментария и новенькие станки для обработки металла впечатляли. В столярной мастерской маршал взял рубанок и, не знаю уж зачем, стал строгать лежавшую на верстаке и так хорошо обструганную доску. Но то ли рубанок был не налажен, то ли маршал после водки не рассчитал сил, но он снял такую толстую стружку, что в гладкой доске образовалась выбоина. Он даже расстроился. Я не удержался, попросил у него рубанок и стал демонстрировать свое плотницкое умение: подправил нож, легонько снял несколько стружек и тем немного сровнял неровность. Не знаю, обиделся Жигарев или обрадовался, но так или иначе, этот подвиг явно перевесил в его глазах мои прошлые заслуги, включая владение туземными языками.

Я подумал, что теперь самое время, сославшись на его недомогание, отправиться в обратный путь, но едва я об этом заикнулся, он прервал меня и сказал, что сейчас мы идем обедать. Я ожидал, что за обедом появятся кто-то из его близких или, может быть, другие гости, но за столом мы опять оказались вдвоем. Выпивки на столе было довольно много, но маршал и сам почти ничего не пил и меня не агитировал, как это обычно случалось на застольях у знакомых офицеров, где доходило чуть ли не до мордобоя: «Шесть полковников просят Вас выпить с ними, а Вы…».

К концу обеда маршал пришел в столь благодушное настроение, что начал вспоминать свою боевую молодость, когда в Гражданскую войну он был командиром пулеметной тачанки. Меня так и подмывало запеть:

Мы в бой поедем на тачанке
И пулемет с собой возьмем, —

но для такого коленца я все-таки выпил недостаточно.