Петушиное пение

Итак, мы перешли мост и стали подниматься. Я не взбегу по склону, словно юноша, как мне обещал Педро. Этому я и на миг не поверил. Негнущиеся ноги, тяжелые, как бревна, неповоротливо ступают шаг за шагом, каждый раз нащупывают путь, прежде чем выберут, куда шагнуть и куда перенести тяжесть тела, я вынужден поминутно останавливаться, чтобы перевести дыхание, но с помощью палки из дерева сладкой вишни мы все же медленно приближаемся к вершине поросшего лесом склона. На вырубке, до которой наконец добираемся, я знаю каждый пень и даже впотьмах найду, на какой - правда, немного тяжело опуститься. Но Педро давно не терпится, он взлетает с моего предплечья и, прежде чем я успеваю добраться до своего пня, уже стоит в кроне самой высокой ели и оглядывает окрестности, точно моряк на мачте корабля.

Тут уже над кронами деревьев начинают светиться розовые паутинки утреннего тумана и вдалеке, будто разбитое войско, по орошенным комьям полей отступает тьма, меж тем как доспехи рассвета, близящегося от горизонта, сияют серебром и перламутром.

Я давно забыл об усталости, восхищенно смотрю на приближающиеся потоки света, которые движутся далекой дугой, словно несомые волнами неожиданного прилива. Они ширятся, языки пожара, и ты не знаешь, то ли на поверхности земли отражается огонь, пылающий в небесах, то ли облака отражают языки пламени с горящих полей. Лучи золотых фейерверков выстреливают надо всей округой, как в праздник, и украшают ленты ручьев и верхушки деревьев, и крыши внизу, в деревне. А на шелку Педровых перьев в кроне самой высокой ели лучи задержались и светятся всеми красками.

Я жду, когда запоет его труба. Но Педро стоит неподвижно, будто перстень восторга сжимает его горло, и лишь зачарованно смотрит туда, где начинает подниматься золотой шар солнца. А когда весь его круг с чеканным золотым ореолом возносится над горизонтом, вдруг на самой высокой ветке надо мной раздается его аллилуйя.

- Победа! - заливается его труба. - Победа! Глянь-ка, какое прекрасное утро, и день самый распрекрасный! - кричит он мне сверху. - Какая красота!

И глядя на него и дальше, в крону, сквозь кружево ветвей на высокое небо, я шепчу ему в ответ:

- Какая красота. Как хорошо, что мы видели это торжество, что мы тут.

- Кукареку! Кукареку! - выпятил грудь Педро и запел, точно включив все реестры органа.

Если бы я не стеснялся и не боялся, что обругаю себя старым безумцем, я приложил бы руку к губам и ответил бы ему его собственным языком: "Кукареку!" Но тут солнце, опередив меня, само, будто эхо, вернуло Педро, а возможно, и мне то, что сейчас звучит как фанфары:

- Кукареку! Кукареку!

И только теперь я начинаю понимать: то, что я долгие годы слышал каждое утро, было не просто пением Педро, приветствующим рассвет, и даже не только гимном, которым он воспевал вечное великое солнце, но без конца повторяемым и все же всегда новым разговором, который Педро и солнце никогда не прекращали, который обновляли и продолжали каждое утро.

Я кое-что узнал о солнце, которому поклонялся мой Педро. О солнце, которое возвращалось в вечно обновлявшемся взрыве мощи, о солнце, вокруг которого вращается наша планета со всеми своими тварями, со всеми их радостями и страданиями, о солнце, великом обновителе, о солнце, без тепла которого не было бы жизни. Но только теперь, когда я впервые услышал голос солнца, только теперь я понял: животворное солнце и живая тварь, творец и одаренное жизнью его произведение встречаются здесь снова и снова, чтобы еще раз с восхищением посмотреть друг другу в глаза, с восхищением, которому нет конца.

- Кукареку! - снова раздается с самой высокой ветки, где стоит Педро.

- Кукареку! - вновь разносится звонкое эxo золотого паводка на небесах. И вдруг возликовала вся деревня, а за ней другая, за ней еще и еще:

- Осанна, осанна, аллилуйя!

Мои глаза полны солнца, мне нужно какое-то время, чтобы настроить свой за годы осипший голос и присоединиться к славословию, пока мы медленно спускаемся вниз по склону в деревню, где, наверное, на скамье перед домом ждет меня Фран.

I Те deum laudamus - первые слова католического благодарственного гимна. (Прим. перев.)