Петушков

- Ну, нет, Онисим,- продолжал Петушков,- надо правду говорить. Теперь оно дело прошлое; мне теперь все равно, но что справедливо, то справедливо. Ты ее не знаешь. Она предобрейшая. Ни одного нищего не пропустит так: хоть корку хлеба, а даст. Ну, и нрава она веселого-это тоже надобно сказать.

- Вот еще что выдумали! Где нашли веселый нрав!

- Я тебе говорю... ты ее не знаешь. И бессребреница тоже она... это тоже. Не интересанка, нечего сказать. Ну, хоть бы я ей - ничего ведь не давал, ты сам знаешь.

- Оттого-то она вас и бросила.

- Нет, не оттого! - со вздохом отвечал Петушков.

- Да вы в нее до сих пор влюбнмши,-ядовито возражал Онисим.- Вы бы рады опять за прежнее.

- Вот уж это ты пустяки сказал. Нет, брат, ты меня тоже, видно, не знаешь. Меня же прогнали, да я же пойду кланяться. Нет, извини. Нет, я тебе говорю, поверь мне, это все теперь дело прошлое.

- Дай бог! дай бог!

- Но почему ж мне теперь и не отдать ей справедливости наконец? Ну, что ж, я скажу, что она собой нехороша,- ну кто ж мне поверит?

- Вот нашли красавицу?

- Ну, найди мне,- ну, назови кого-нибудь лучше ее...

- Ну, так пойдите к ней опять!..

- Эка! Да я разве для того это говорю, что ли? Ты меня пойми...

- Ох! понимаю я вас,- с тяжелым вздохом отвечал Онисим.

Прошла еще неделя. Петушков перестал даже разговаривать с своим Онисимом, перестал выходить. С утра до вечера лежал он на диване, закинув руки за голову. Стал он худеть и бледнеть, ел неохотно и торопливо, трубки вовсе не курил. Онисим только головой покачивал, глядя на него.

-- А ведь вам нехорошо, Иван Афанасьич,-говорил он ему не раз.

- Нет, ничего,- возражал Петушков.

Наконец, в один прекрасный день (Онисима не было дома), Петушков встал, пошарил у себя в комоде, надел шинель, хотя солнце пекло порядком, украдкой вышел на улицу и через четверть часа опять вернулся... Он что-то нес под шинелью...

Онисима не было дома. Целое утро он все сидел у себя в каморке, рассуждал сам с собой, ворчал и ругался сквозь зубы и, наконец, отправился к Василисе.

Он застал ее в булочной. Прасковья Ивановна спала на печи, мерно и томно похрапывая.

- Ах, здравствуйте, Онисим Сергеич,- с улыбкой проговорила Василиса,-что давно не видать?

- Здорово.

- Что вы такие невеселые? Чайку не хотите ли?

- Не обо мне теперь речь,- с досадой возразил Онисим.

- А что?

- Что! Не понимаешь меня, что ли? Что! Что ты наделала с моим барином, вот что мне скажи.

- Что такое я наделала?

- Что такое ты наделала... Поди-ка посмотри на него. Ведь он того и гляди что занеможет аль и совсем умрет.

- Чем же я виновата, Онисим Сергеич?

- Чем! Бог тебя знает. Вишь, он в тебе души не чает. А ты с ним, как с своим братом, прости господи, обошлась. Не ходи, дескать: надоел. Ведь он хоть и неважный, а все же господин. Ведь он благородный... Понимаешь ты это?

- Да он такой скучный, Онисим Сергеич...;

- Скучный! А тебе все веселых нужно.

- Да и не то что скучный: такой сердитый, ревнивый такой.

. - Ах ты, астраханская царевна Миликитриса! Вишь, он обеспокоил тебя!

- Да вы сами, Онисим Сергеич, помнится, на него сердились, зачем, дескать, знается, зачем все ходит?

- А что ж, хвалить его надо было за это, что ли?

- Ну, так за что же вы теперь на меня осерчали? Вот и ходить перестал.

Онисим даже ногою топнул.

- Да, что ж мне с ним делать, коли он такой сумасшедший,- прибавил он, понизив голос.

- Так чем же я виновата? Чем же я помочь-то могу?

-- А вот чем: пойдем-ка со мной к нему,,

- Сохрани господи!

- Отчего ж ты не пойдешь?

- Да зачем же я пойду к нему? помилуйте.

- Зачем? А затем, что вот он говорит, что ты добрая;

посмотрю я, какая ты добрая.

- Да какое же добро я могу ему сделать?

- Ну, уж про это я знаю. Стало быть, плохо, коли я к тебе пришел. Видно, уж другого средства не придумал. Онисим помолчал немного.

- Ну, пойдем, Василиса, пожалуйста, пойдем.

- Да, Онисим Сергеич, я не желаю с ним опять знаться...

-.Да и не нужно -кто тебе говорит? Так, слова два скажи: дескать, что изволите печалиться.. полноте... Вот и все,

- Право, Онисим Сергеич...

-Да что ж, мне кланяться тебе, что ли? Ну, изволь - вот тебе и поклон... на тебе поклон.:

- Да право же...

- Ведь экая! И честь-то ее не берет!.. Василиса наконец согласилась, накинула платок на голову и ушла вместе с Онисимом.

- Постой-ка немного здесь, в передней,- сказал он ей, когда они пришли на квартиру Петушкова.-А я пойду барину доложу...

Он вошел к Ивану Афанасьичу.

Петушков стоял посреди комнаты, заложив обе руки в карманы, преувеличенно растопырив ноги и слегка покачиваясь взад и вперед. Лицо его пылало, глаза сияли.

- Здравствуй, Онисим,- дружелюбно залепетал, он, очень плохо и вяло выговаривая согласные буквы,,-здравствуй, братец. А я, брат, без тебя... хе-хе-хе.,.-Петушков засмеялся и клюнул носом вперед.- Вот уж подлинно, хе-хе-хе... Впрочем,- прибавил он, стараясь принять важный вид,- я ничего.Он поднял было ногу, но чуть не упал и для контенансу проговорил басом:-Человек, дай трубку!

Онисим с изумлением посмотрел на своего барина, взглянул кругом... На окне стояла пустая темно-зеленая бутылка с надписью: "Ром Ямайский самый лучший".