Певцы Гимнов с Бонд-Стрит

– Напротив, милая, это – все. Но я не стану больше отнимать у вас время. Я вижу, что вас нельзя ни убедить, ни соблазнить. Благодарю вас, что позволили сыну поделиться своим талантом со мной и моими гостями. Я никогда не забуду этот вечер.

– Я тоже, – тихо сказала она.

"Я тоже. Я тоже". Эти слова звучали в его голове весь остаток долгого вечера после того, как она с детьми уехала, и остаток еще более длинной ночи. Они отдавались в его мозгу все последующее утро, даже когда он послал записку Люси, чтобы ждала его после обеда.

Он не поехал к Люси. Вместо этого он отправился за покупками. Лично. На Бонд-стрит.

К концу сочельника Фанни чувствовала себя смертельно подавленной. Не помогало даже напоминание себе о том, что она не лучше бы себя чувствовала, если бы отправилась за город с Джоном и Мерси. Все дело было в том, что за городом она ожидала ощущения подавленности. Она мечтала о настоящем Рождестве, с собственным домом, детьми и церковью, где ничего не отвлекало бы их от воспоминания об истинном значении всего этого и ощущения мира и благодати, которые должны были быть неотъемлемой частью этого времени года.

Мечта сбылась, и это не принесло ей удовлетворения.

Погода была пасмурной, с тяжелыми серыми тучами и леденящим ветром. Она никоим образом не могла поднять ее настроения.

Мэттью страдал от последствий своего вчерашнего успеха. Он был апатичным, чуть что начинал хныкать и то и дело спрашивал, придет ли снова к ним лорд Хит. Она ответила, что нет.

Кэти была необычно притихшей. Ее дважды пожурили – сначала няня, а потом сама Фанни – за то, что она сосала большой палец. Она ничего не сказала и тогда, когда ей напомнили, что до Рождества осталось поспать всего одну ночь, лишь широко распахнула глаза, хотя ее мать не знала, было ли это от радости или от разочарования, что в этом году она не будет окружена другими детьми.

Фанни никак не могла начать что-либо делать. Она потратила гораздо больше времени, чем было нужно, на украшение дома, однако даже после завершения не была удовлетворена тем, как была передана рождественская атмосфера. Она не раз спускалась по пустякам на кухню, чтобы якобы удостовериться, что вся рождественская выпечка будет готова к сроку. Но даже запах рождественского пудинга и сладких пирожков с начинкой из изюма и миндаля не мог возродить ту старую магию, которой всегда было Рождество.

С ужасающим чувством неловкости к ней пришли воспоминания. Она позволила ему засунуть язык в свой рот. Кто-нибудь когда-нибудь позволял такому случиться? Она позволила ему обнажить ее грудь и касаться ее руками. Она позволила его рукам опуститься ниже ее талии и прижать себя к нему. Его собственный отклик на происходящее невозможно было не заметить.

Они находились посреди коридора. Любой из гостей или слуг мог появиться в тот момент. Кто-нибудь из детей мог выйти из спальни.

Она глубоко презирала этого человека.

Он был очень уважаем в музыкальном мире и, распознав в Мэттью талант, отнесся к нему с уважением и чем-то похожим на благоговение. Он не позволил своим гостям лестью заставить ее сына спеть еще раз и разрешил Кэти забраться к нему на колени и разглядывать его.

Этого человека она желала больше, чем считала возможным желать мужчину. Она сгорала от желания. Она почти отчаянно нуждалась в том, чтобы открыться ему, принять его семя глубоко внутрь себя.

Он сказал, что им будет хорошо. Конечно, это было бы хорошо. Это стало бы самым восхитительным опытом в ее жизни. Какая-то ее часть всю ночь и весь день проклинала ее за то, что ей не хватило смелости остаться с ним, как он предлагал. Разве от этого был бы вред?

Вред был бы в том, что она станет любовницей повесы. Вред был бы в зарождающемся чувстве, которое он бы поддерживал только до тех пор, пока не устанет от нее. Вред был бы во вступлении во внебрачную связь с мужчиной под одной крышей с ее спящими детьми. Вред был бы в предпочтении физического удовольствия нравственности и обычному здравому смыслу.

Она могла продолжать этот список до бесконечности. Вред был бы катастрофическим. Она просто не была создана для мимолетных интрижек.

Она ненавидела его. И свою детскость, оттого что испытывала такое иррациональное чувство.

Этим вечером церковная служба по случаю сочельника была очень красивой. Это была не самая популярная церковь в Лондоне, Фанни выбрала ее именно по этой причине. И она была не слишком многолюдной, так как многие прихожане уехали на праздники. Но в ней возникало ощущение, что находишься среди верных друзей, а доброта викария в значительной степени компенсировала утомительность его проповеди. Она вспомнила, как хор прихожан пел святочные гимны прошлым вечером, не всегда попадая в такт, но зато искренне, и как они обеспечили странно трогательное завершение для концерта профессиональных исполнителей.

После окончания службы все стали хвалить Мэттью и суетиться вокруг полусонной Кэти, прислонившейся к материнскому плечу.

– А что ты попросила на Рождество? – спросил ее викарий веселым голосом, которым обычно разговаривал с детьми и стариками.