Пфитц

— К сожалению, мне еще не удалось достать для вас очередную порцию Пфитца, — промямлил Шенк.

— Кто он такой, этот ваш переписчик? Где он?

— Вы же знаете, что я не могу вам этого сказать. Имейте хоть немного терпения.

— Он лжец, прохвост и мошенник. А этот ваш Пфитц — призрак, иллюзия. Ну что вы все со мною делаете?

Шенк был в полном смятении; пытаясь успокоить Эстреллу, от тронул ее за плечо, но она резко отдернулась и продолжила свои обличения:

— Вчера я сдала на редактирование биографическую справку по Пфитцу, основанную на полученных от вас сведениях. А сегодня утром мне сообщили, что в тот момент, когда граф поселился в Ррайннштадте, у него не было никаких спутников. Показания владельца постоялого двора позволяют утверждать это с полной уверенностью.

— Но Пфитц обозначен на плане! Он спит на полу, рядом с кроватью графа.

— Вам стоило бы еще раз проверить этот план. Даже если и допустить, что существовал некто по имени Пфитц, никто и никогда не видел его в обществе графа.

Шенк не знал, куда девать глаза.

— Зачем это все? — Голос Эстреллы дрожал. — Что вы задумали?

Шенк собрался с духом, словно перед прыжком в холодную воду, и сказал:

— Этот переписчик мой хороший знакомый. Он придумал историю Пфитца, чтобы вас позабавить. Чтобы вас заинтриговать. Он вас любит.

— Кто это? — Из глаз Эстреллы брызнули слезы. — Вы должны мне сказать.

— Я не могу. Когда-нибудь потом.

— Вам нельзя с ним встречаться. Поверьте мне, он способен на все.

— Этого не может быть. Он не желает вам ничего плохого, а только мучается сомнениями, удастся ли ему когда-нибудь найти путь к вашему сердцу.

Вряд ли это заявление могло успокоить всхлипывавшую Эстреллу, но, к счастью, она пропустила его мимо ушей — либо сделала вид, что пропустила.

— Ведь сколько уже всего напорчено. Мне скоро сдавать дальнейшие подробности поездки графа. Нужно позаботиться о том, чтобы он прибыл на этот постоялый двор без Пфитца, чтобы никто не видел их вместе, иначе возникает вопиющее противоречие и мы пропали.

Неожиданное «мы» преисполнило Шенка ликованием.

— Скоро, — сказал он, — я добуду для вас еще.

— Скажите своему знакомому, что, если у него есть хоть капля сочувствия ко мне, он должен сделать так, чтобы на этом постоялом дворе никто не видел графа в обществе Пфитца.

Но как же это может быть? Граф и Пфитц неразлучны!

— Тогда Пфнтц должен умереть. Он и вообще не должен был появляться, так что вы попросту восстановите правильный порядок вещей.

Такой поворот событий представлялся Шенку весьма огорчительным, но ему не оставалось ничего иного, как подчиниться.

— Я посмотрю, что можно будет сделать.

— Время поджимает. Сегодня я снова к вам загляну, и вы дадите мне то, что сумеете раздобыть. Но если мы будем долго тянуть, все может выйти наружу.

С этими словами Эстрелла повернулась и ушла.

Так что теперь Шенку предстояло не только играть роль писателя, но и осваивать низкое ремесло наемного убийцы — перспектива, совсем его не радовавшая. Однако прежде, чем перебирать возможные варианты кончины Пфитца, следовало попытать счастья с другой неразрешенной проблемой. Он пошел в Литературный департамент, поднялся на второй этаж и обнаружил, к вящей своей радости, что дверь открыта. Секретарь Авторской секции мирно дремал за столом.

— Меня интересует Спонтини, — сказал Шенк. — Говорят, у вас есть по нему какие-то материалы.

Секретарь взглянул на него через маленькие продолговатые стеклышки очков и начал копаться в своих бумагах, копаться с такой невозмутимой медлительностью, словно не имело ровно никакого значения, сколько времени займет этот процесс — минуту, день или год. В конце концов губы секретаря сложились в удовлетворенную улыбку и он вручил Шенку написанное биографами резюме. Было совершенно очевидно, что Грубер работал именно с этим источником, он скопировал его с похвальной скрупулезностью, опустив только ссылки и некоторые малозначительные детали. Собственно говоря, ничего иного Шенк и не ожидал, но его поразил — ошеломил! — почерк, которым была изложена печальная история падения Спонтини в бездну безумия. Изящный, с легким наклоном почерк, знакомый ему по пару дней назад полученной записке. Почерк Эстреллы.

Все ее запирательства были всего лишь отчаянной попыткой сбить картографа со следа. Эстрелла не просто слышала о Спонтини, а сама же и писала его биографию. Так почему же ей так решительно не хочется, чтобы об этом узнал Шенк? А что, если этот странный сон был вещим? Бывает же так, что во сне мозгу открывается некая истина, которой он прежде, бодрствуя, предпочитал не замечать.