ПГУ.ru. Взаимодействие

В воскресенье, утром прибыл на проведение общеполкового «спортивного праздника». Неожиданно комбат приказал мне переодеться из спортивной формы в повседневную, для строя и прибыть в кабинет к начальнику штаба полка. Выполнил, прибыл. У начальника штаба перед кабинетом стоит мой хороший знакомый, замполит роты, из нашего батальона, но другой роты, старший лейтенант, с ним молодой прапорщик, техник этой же роты. Оба вооружены. Офицер — пистолетом, прапорщик — автоматом. Обменялись рукопожатиями. Здесь я почувствовал что-то неладное. Зашел в кабинет к начальнику штаба полка, здесь же замполит полка, замполит нашего батальона — майор, оперуполномоченный особого отдела нашей дивизии («особист нашего полка») — старший лейтенант. Доложил начальнику штаба о прибытии, строго по уставу. Начальник штаба и остальные офицеры мотнули головой, но руку не протянули. Потом начштаба полка зачитал приказ командующего войсками Южной группы войск (Венгрия) о моем аресте, взятии под стражу и откомандировании меня в распоряжение командующего войсками Туркестанского военного округа, за нарушение чего-то там… Не помню. Но слова «мораль», «политическое» и производные от них были, это точно. Всё как в тумане. Расписался.

Особист, тот замполит роты и прапорщик ведут меня арестованного в офицерское общежитие нашего полка. Весь полк видит. Какой позор! Это надо понимать. Это надо знать, как мы тогда были воспитаны. Был бы у меня пистолет, не задумываясь бы застрелился. На зашкаливающих эмоциях, связанных с унижением моего достоинства, основанного на очень сильном офицерском воспитании, которое даёт любое командное военное училище позднего советского времени, возможно и не только командное. Это сильнейшие эмоции! Перед входом в нашу комнату на двоих, стоит старшина нашей роты, пожилой старший прапорщик-украинец и два молодых солдата из соседнего взвода, которых я отлично знал. Тут же фанерный ящик. Приказано сложить с собой, в свою спортивную сумку, только полевую форму и некоторые личные вещи, шинель и бушлат нести в руках, в сумку не влезут. Парадную форму и остальное сложить в ящик, они его отправят багажом. Старшина действует очень порядочно, деликатно, с сочувствием, по-доброму, сам складывает всё аккуратно. Позже разрешили ещё и чемодан тревожный занять вещами. Добрые у нас особисты. Спасибо!

Закончили. Ведут на гарнизонную гауптвахту, помещают в офицерскую камеру. Эта камера отличается тем, что она не только отдельно от солдатских, но и тем что она не запирается, я могу свободно посещать туалет и умывальник. Ещё офицеру положен матрас, одеяло, подушка, постельные принадлежности и полотенца, предметы личной гигиены и даже книги можно читать. Но, тем не менее, это нары, решётки на окошке. Это Камера! А из чтения только Уставы — на выбор. Спасибо за выбор. Но имеешь право заказать из секретной части литературу. Заказать книги из библиотеки — запрещено.

Вечером к окошку приблизились мои бойцы, пытались меня поддержать. У меня комок к горлу подкатился… Но их быстро обнаружил и отогнал замполит нашего батальона. Это нормально, я понимаю. Но уснуть не мог. Так был растроган поступком своих бойцов, с которыми не успел даже ни в одних учениях поучаствовать. Вообще-то я думал, что они меня ненавидят… До этого так думал.

На следующий день конвой в составе: замполита этой роты, прапорщика во главе с особистом сажают меня в поезд. Купе на нас четверых.

А до этого был потрясающе красивый вокзал Будапешт-Западный (Ньюгати). Ослепительное величие бывшей Австро-Венгрии. Это всё я променял на советский Туркестан и Афганистан. Даже джинсы не успел себе купить! Вообще хотел купить одежду себе модную. Мечтал приехать в отпуск…Цена моим грешкам, помноженным на садизм особистов. Перед венграми не позорятся. Со стороны и не скажешь, что я под конвоем. Стоят три офицера, и прапорщик, мирно разговаривают изредка о чём-то. Только и разницы в том, что трое из них вооружены, а один почему-то нет. Хорошо, что никто этого не поймёт.

Я взял обет молчания. Это была не поза обиженного, это было потрясение. Моральный нокаут. Крах моих офицерских устоев и идеалов, крах надежд о «головокружительной» командирской карьере общевойскового командира, воспитанного на том что общевойсковой командир, то есть пехотинец — это венец любой военной иерархии, любого вида и рода войск, любой специальности.

Как ни пытались со мной поговорить в дороге мои «попутчики»— ничего не вышло. Я просто не мог. В горле всё клокотало от обиды. Тогда мне был 21 год… Правда, от предложения выпить не отказывался. Выпивал, но не закусывал. Даже если бы мне приказали, не смог кусок проглотить. В туалет выводили по двое. Дверь не запирали, оставалась маленькая щель и мужики понимали, чем я там занимаюсь. Правда, я одобрительными кивками давал им понять, что их хорошо понимаю и претензий к ним у меня нет.