PHANTOM@LOVE.COM (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Выручила слава районного масштаба. Директор ЗАГСа оказалась поклонницей театра и узнала Филимона. Уже через час все изменилось в земной канцелярии, и в канцелярии небесной приняли во внимание факт бракосочетания Анжелы и Филимона. Выйдя на улицу, они посмотрели друг на друга, пожали плечами и пошли домой.

Свадьбу не устраивали, но процесс поздравлений перерос в перманентное застолье и был остановлен только отъездом в Москву.

Киевский театр встречали по-московски, на широкую ногу.

Но с некоторым удивлением.

Любого москвича отличает от остальных землян ощущение избранности и принадлежности к высшей касте людей. Все в этом мире начинается и заканчивается в Москве. Особенно грешат подобной уверенностью театральные критики. И если в этом городе появляется театр из любой точки планеты с ярким стилем и высоким уровнем, то это вызывает искреннее удивление и некоторое раздражение: нужно производить переоценку незыблемых ценностей. Что правда, любого пришельца быстренько превращают в московскую моду, и через некоторое время начинают искренне причислять его к единому культурному процессу. Та же история происходит с драматургами, писателями и художниками — они неизбежно должны быть «выкрещены в москвичей» и принадлежать к любой из многочисленных соперничающих столичных группировок.

Особое удивление вызывает появление украинцев без шаровар, сала и самогона, который, кстати, пользуется у тех же критиков высокой репутацией. В этот раз удивление было особенным, ибо впервые после многолетнего перерыва киевский театр привез спектакли на русском языке. Для зрителей это было приятным сюрпризом, газеты же постарались сразу угадать новую политическую тенденцию в Украине, а в театре замелькали официальные лица с неофициальным выражением лиц.

Но ни Филимону, ни Анжеле, до всех этих процессов не было никакого дела. Они официально считали гастроли своим свадебным путешествием.

Москва поражала размахом.

Ни в одряхлевшем Нью-Йорке, ни в снобистском Монте-Карло, ни в сонном Киеве — нигде не чувствовалась такая бешеная энергия жизни. На всех улицах и новостройках города, на гостиницах и ресторанах, на машинах и на костюмах пассажиров блестела позолота московского шика. Никого не волновали проблемы, происходящие за пределами четвертого кольца окружной дороги: очереди за хлебом в Курске, неурожай в Поволжье, пожары в Тюмени, сложности на российско-китайских переговорах — все было частным случаем.

История человечества делалась в Москве.

Печать разгильдяйства и пофигизма ничуть не портила общей атмосферы созидания, а количество красивых и ухоженных женщин, сопровождающих энергичных мужчин, подтверждало международные слухи о возрождении российской экономической мощи. Никто не мог ответить на вопрос, когда закончился период криминальной дележки России, но совершенно очевидно стало возвращение потока денег из зарубежных авуаров. Деньги работали и привлекали новые деньги, а вокруг этого потока гуляла наглая и красивая столица.

Филимон и Анжела отправлялись после спектакля в клубы и рестораны, а в выходные дни мотались по городу, по музеям, галлереям и просто улицам и дворам. Денег уходила уйма, но и приходило немерено. Кроме зрительских аплодисментов и букетов, за кулисы приносили корзины от крутых московских купцов и купчих в адрес главных исполнителей. Хорошим тоном было «послать денег» в конверте полюбившемуся артисту, и Филимон весьма реально почувствовал внимание зрителей.

После очередного спектакля «Три мушкетера» Главный попросил Филимона отправиться с ним на пресс-конференцию. Анжелка это известие встретила как-то напряженно, однако не стала возражать и отправилась в гостиницу вместе с остальной балетной братией. Пресс-конференция оказалась красивым банкетом в большом богатом доме. Главного сразу куда-то уволокли хозяин и хозяйка, и Филимон остался в гордом одиночестве, но не надолго. Дамы были при бриллиантах и вечерних нарядах, кавалеры в элегантных костюмах. Филимон почти не узнал Людочку Дунаевскую, которая мило улыбнулась ему, кивнула, и продолжила светскую беседу с каким-то барином. Сам Исаак Дунаевский появился в поле зрения Филимона в окружении каких- то двух бриллиантовых матрон и немедленно уволок Фила в угол зала. Он четко, по-деловому, изложил диспозицию, и Фил понял, что просто обязан оказать внимание одной из спутниц Исаака, потому что она влиятельная дама в московской колоде и потому, что она чертовски хочет познакомиться с героем новой постановки.

— Исаак, не валяй дурака, — попытался отшутиться Филимон, — я, как и ты, молодожен!

— Шевалье, не путайте любовь с карьерой! — рявкнул на него композитор и тут же представил матронам.

С одной из них он отправился дегустировать бутерброды с черной икрой, а со второй, назвавшейся Еленой Николаевной, Филимон остался один на один.

Он не очень понимал, как должен себя вести в такой ситуации, но дама оказалась опытной и сообразительной женщиной, и умело руководила ситуацией. Она предложила выпить Филимону хреновой водки, а сама подхватила с подноса бокал шампанского.