Пи*ец, сказал отец

Итак, я вновь обосновался у родителей. Наступило первое утро на новом старом месте. В полдевятого я выполз из постели и устроил себе «кабинет» — в смысле разложил ноутбук — в гостиной, где папа уже сидел у телевизора. Пора было писать колонку для Maxim.com. Дело было вскоре после смерти Майкла Джексона. У меня возникла идея: Иисус Христос, несмотря на дело о педофилии, впустил короля поп-музыки в рай, потому что давно по нему фанатеет. (Потом редактор меня раскритиковал: дескать, у райских врат дежурит не сам Иисус, а святой Петр. Но это уже мелочи.) Папа глазел на меня и никак не мог понять, что это за работа такая: человек сидит в пижаме, ищет в интернете смешные картинки с Христом… Короче, папа постоянно меня дергал, словно не понимая, что я занят.

— Вулф Блицер мне про Джексона талдычит! Какого хрена! — взревел папа. — Ой, бля, президент сейчас в России, убеждает этих козлов ракеты ядерные убрать на фиг, а этот: «Майкл, Майкл!» Заткнись лучше, Блицер, ну тебя в жопу!

Я продолжал работать. Время от времени папа в растрепанных чувствах прибегал с кухни или со двора и принимался на меня орать:

— Ты что? Я тебе гамбургер сделал, а ты его кетчупом поливаешь?

— Да, а что?

— «А что?» Конь в пальто! Это гамбургер по высшему классу. Не то говно, которое ты себе готовишь. Я старался, время тратил. Вот ни хрена тебе в следующий раз не приготовлю, будешь знать!

Приятно вернуться домой.

Мой папа всю жизнь, сколько я его знаю, выражается без околичностей. В детстве его манеры пугали меня до колик — я же не понимал, что он самый прямодушный человек на свете. Но теперь, когда я вырос, оказалось, что все вокруг — друзья, родня, коллеги — вечно чего-то недоговаривают. Чем больше я общался с папой теперь, после возвращения домой, тем горячее благодарил его (мысленно) за фантастическую искренность его слов и всей его натуры.

Как-то мы гуляли втроем — папа, я и собака Ангус. Пес забрался в живую изгородь у соседского дома и что-то там обнюхивал. Папа обернулся ко мне:

— Глянь-ка ему под хвост.

— Чего-о? Зачем?

— По ширине дырки заметно: вот-вот посрет. О, глянь, началось!

В этот самый момент, когда мой пес справлял нужду на чужом дворе, а мой папа сиял от гордости за свой удачный прогноз, меня осенило: мой отец — настоящий мудрец, серьезно. Даже пророк. Вечером я записал этот диалог и вставил в статус аськи. Вскоре это вошло в обычай: каждый день я записывал папины прикольные фразы и обновлял статус. Потом один приятель посоветовал мне завести аккаунт в «Твиттере» — сохранять папины корки для человечества. Так появился микроблог Shit My Dad Says. Первую неделю у меня было лишь несколько читателей — мои приятели, которые знали папу лично и считали его колоритным дядькой. Но однажды поутру, заглянув в почту, я обнаружил, что стал в «Твиттере» тысячником. А еще через день фолловеров стало десять тысяч. А вскоре — пятьдесят тысяч. Сто тысяч, двести тысяч, триста. Внезапно фото моего папы и его афоризмы стали попадаться на каждом шагу. Мне звонили литературные агенты — вызывались представлять мои интересы. Редакторы с телевидения приглашали на ток-шоу. Журналисты просили дать интервью. Помню свою первую реакцию: «Нехорошо получилось». И вторую — непреодолимая, неописуемая словами паника.

Любит ли мой папа привлекать к себе внимание? Ненавидит! И это еще мягко сказано. Приведу пример. Мой папа — образованный, начитанный человек. Как-то вечером, когда я смотрел Jeopardy![1] он зашел в гостиную и правильно ответил на все вопросы Алекса Требека.

— Пап, ты обязательно должен сыграть в Jeopardy! Тебе там самое место! — воскликнул я.

— Сын, да ты что, издеваешься? — взревел папа. — Посмотри внимательно на этих, в ящике. Они что, вообще себя не уважают? Ой, бля, ни стыда ни совести. Ну ты и скажешь иногда. Чтоб я участвовал в этих самых реалити-шоу? Да я их даже смотреть не могу — тошнит!

И вот теперь я понимал: придется признаться папе, что я записываю его слова, выкладываю в интернет, и теперь издательства и телекомпании интересуются авторскими правами. Но я не торопился. Позвонил своему старшему брату Дэну. Надеялся: он скажет, что нечего переживать по пустякам и папа мне слова дурного не скажет.

— Матерь божья, ты что, правда за ним записываешь? — И Дэн оглушительно расхохотался. — Ну, мелкий, держись: папаша тебе… Нет, даже вообразить не могу, что он с тобой сделает. Ищи себе новую квартиру, понял? На твоем месте я бы собрал вещи заранее, как зэк перед побегом. Бери только самое ценное и не больше, чем можешь унести в одной руке. Чтоб второй рукой отбиваться!

Я решил: прежде чем идти к отцу с повинной, прогуляюсь по району. Соберусь с мыслями. Прогулка затянулась. К дому я повернул только через час. Отец сидел на веранде. Похоже, настроение у него было хорошее. «Сейчас или никогда», — сказал я себе.

— Послушай, пап, я тебе кое-что должен сказать… такое… неожиданное, — проговорил я, пристроившись на край соседнего шезлонга.

— Ты мне должен сказать что-то неожиданное? Ну-ну… И чего такого неожиданного скажешь?