Пядь земли

Государство… оно, конечно, тоже не мужикам принадлежит; а тем… управляющему, инженеру, Яношу Багди, Жирному Тоту, Ференцу Вирагу. Для них и засуха не засуха: на их-то огромных полях обязательно уродится как раз столько, сколько надо. Вот если бы Государство всем принадлежало, кто в нем живет!.. Вот это было бы дело.

Тогда бы наверняка все было по-другому, справедливо. Скажем, вода протекающих через страну рек орошала бы по сети мелких каналов земли, а уж то, что не нужно, в море бы шло. Излишки, значит, и вода, которая прошла через поля… Каналы пересекали бы земли вдоль и поперек, по берегам их стояли бы деревья, и луга можно было бы косить по четыре-пять раз в год, и сухие степи исчезли бы, и Венгрия вправду стала бы Ханааном с молочными реками и кисельными берегами. Эх, что бы тогда было!.. Да ничего этого нет и быть не может. Почему?

Ясно, ничего хорошего нельзя ждать, пока каждый сам по себе поливает свое крохотное поле. Вот если б так, как делает Водное хозяйство: сразу на ста, тысяче хольдов…

Красный Гоз курит одну сигарету за другой, и развертывается перед ним яркая картина сказочной, счастливой страны. Счастливой страны, в которой живет счастливый народ… Вспоминается ему, что когда-то, когда начали было они организовываться в союз, что-то подобное рассказывал им товарищ Андял, делегат из центра. Говорил товарищ Андял о плановом хозяйстве, сравнивал кооперативные и крупные промышленные предприятия, упирал на сходство между ними; все об этом рассуждал. Сегодняшнего дня он и не касался, будто его и не существует. Все лишь о будущем. Но вот, смотри ты, сколько лет уже миновало — а что вокруг изменилось? Даже люди не изменились, остались те же. Все то же самое… Но что, если б он, Красный Гоз, стал здесь, в деревне, в округе, в комитате новым товарищем Андялом, пошел бы к мужикам и сказал бы им: мол, плохо, мужики, беда. Нет нам иного спасения, кроме как немедленно объединиться, организоваться. Не против погоды, не против засухи — сами видите, толку от этого мало. Объединиться против господ и против Государства, которое принадлежит господам. Потому как Государство это — заклятый наш враг. И земля-то уже только номинально наша, потому что в поземельной книге так значится; а остальное: скот, урожай — все государственное. Много платим — когда покупаем, много платим — когда продаем, наследуем что-нибудь… Что же наше? Только труд. Только пот наш. Мы не собственники, мы производители. Да налогоплательщики. Рабы. И ловят нас как раз на том, что мы считаем своими те несколько хольдов солончаковой земли, с которой живем…

— Йошка… пошли спать, — жалобно просит Марика.

— Пошли, милая, — и зевает.

Летние вечера тянутся далеко за полночь, а ночь тает в рассвете. Только погасла вечерняя звезда — а уж всходит утренняя. К двум часам уже светлеет на востоке небо. А в три часа в окно Красному Гозу постучал Тарцали.

— Спишь, кум?

— Спал. Теперь уже не сплю. Что случилось?

— Случилось… Выйди на минутку.

Красный Гоз садится, ноги сует в штанины. Шарит по краю стола, табак берет. Закуривает и выходит.

— Привет, кум.

— Привет. Я потому пришел… ты ничего не слыхал?

Красному Гозу вдруг вспоминается, как Марика говорила вчера вечером: чувствовала она что-то целый день. Смотри ты! Он, правда, не верит в такое, а все-таки…

— Ну, что случилось?

— А то, что Косорукий Бикаи, скотина, разрыл вечером дамбу, кукурузу хотел полить. Это бы ничего, да заснул он там, А вода размывала, размывала дамбу, да и размыла… И хлынула на поле. Он проснулся уже поздно…

— Та-ак. Стало быть, полил Косорукий Бикаи свою землю… Ему уже дождь не нужен…

— Да не только свою, а половину всех полей в той стороне. Кое-где по шею вода стоит, хе-хе-хе…

— Ха-ха-ха-ха…

— Э… — пугается вдруг Тарцали. Смех застревает у него в горле. Говорит серьезно: — Полицейские его забрали. Сейчас только по улице провели.

— Ну да, полицейские… — Красный Гоз садится тихо на перила крыльца. Чуть стон не вырывается у него из груди. Он придумал этот полив, мужики подражать стали, а Косорукий Бикаи, вишь, перестарался, и вот — увели его полицейские. Он же, заводила, сидит здесь, вместо того чтобы идти, бежать, схватить косу или мотыгу и не позволить, не отдать им беднягу… Вся деревня страдает, многие мужики мечутся в постели без сна, а Косорукого Бикаи уводят полицейские! Нынче того уведут, завтра другого, его или Тарцали, но всегда забирают кого-нибудь! По одному! Редко больше, все по одному. Или по два.

— И вот еще что: в полиции, кореш, знают уже, что это ты начал воду брать из канала…

— Знают? Ишь, какие умные… — и, прислонившись спиной к столбу, смотрит Красный Гоз на рассветное небо, на котором нет ни облачка, как не было вчера, как не было позавчера…