Пианино на лямке

— Что? — слепой напряжённо замер.

— Нас было десять, — продолжала Марион. — А теперь будет одиннадцать. Вы не можете видеть меня и точно так же не увидите одиннадцатого. Но вы будете слышать, как он играет, смеётся, поёт около вас вместе со всеми нами. Вы его только не окликайте, ничего ему не говорите — он может испугаться, если вы заговорите с ним о прошлом. Но он будет здесь, среди нас, всегда, каждый день.

Фернан ждал в сторонке и молчал, чуть заметно улыбаясь, готовый, когда понадобится, сыграть новую роль, которую только что придумала для него Марион.

— Разве это так уж мало? — спросила Марион, чтобы покончить с этим.

— Нет, — прошептал слепой. — Я большего и не прошу… И он медленно, постукивая тростью, направился к Рыночной площади, насвистывая единственную мелодию, которую сегодня не играл — «На грош любви».

А на следующее утро Бонбон вышел купить молока к завтраку и увидел припаркованный перед баром-табачной на Главной улице… «Кадиллак» своей мечты. Роскошная открытая машина, синяя с белым, сверкающая никелем, настоящее чудо!

За рулём ждал шофёр в фуражке, как у адмирала, и в белой ливрее с синей отделкой. Бонбон благоговейно обошёл кругом это прекрасное видение, гадая, не сон ли это. А если всё происходит наяву, то с каким же божественным рёвом будет стартовать такое шикарное авто!

— Вот машина, — думал он, — как раз подходящая для скупого миллионера, который прячется у нас в Лювиньи! Надо подождать…

Долго ждать ему не пришлось. Народу в баре было полным-полно — вчерашние гуляки подкреплялись колбасой и белым вином. Вдруг в дверях началась какая-то толкотня, и Бонбон увидел, как под нестройный хор приветственных криков из бара вышел Сто Су во всей своей красе — грязный, лохматый, оборванный, с засаленным солдатским мешком и узлом какого-то тряпья.

Шофёр «Кадиллака» поспешно выскочил на тротуар, распахнул заднюю дверцу и низко склонился перед старым попрошайкой, держа фуражку на отлёте. Бонбон тщательно протёр глаза, но видение никуда не исчезло. Всё было взаправду!

Сто Су с самым небрежным видом влез в бесподобный «Кадиллак» и вальяжно развалился на жемчужно-серых подушках, в то время как шофёр услужливо захлопывал дверцы.

Бонбон смотрел, разинув рот, и подходил всё ближе. Да нет, это и в самом деле был Сто Су, самый настоящий, и он бесцеремонно обтирал свои грязнейшие штаны о новёхонькое сиденье. Клошар достал из кармана сигару размером с добрую сардельку, зажёг её, плотоядно выпятив губу и свирепо уставясь на Бонбона поверх огонька зажигалки. Потом щёлкнул пальцами под самым носом у малыша и голосом, сиплым от вчерашних возлияний, бросил шофёру:

— В «Ритц», Адольф! Да поживее…

«Кадиллак» плавно сорвался с места и скрылся из глаз, а младший из Десятки так и остался стоять, разинув рот.

— Ну и уел же меня Сто Су, — признался он позже товарищам. — И ведь как уел!