Пианист

Это сказал Делапьер, и ни один мускул не шевельнулся на его тонком лице вконец опустившегося аристократа-романтика, за что он получил прозвище Делапьер еще на факультете, когда утверждал, что нет лучше завтрака, нежели апельсиновый сок с французским шампанским «Моет е Шандон».

– Учись ты на год раньше, тебя побили бы камнями. Наш выпуск был не так суров и давал поблажки дешевому гедонизму.

– Даже в ту пору было время пить французское шампанское и время делать революцию.

– У этого – всегда мегаломания. Французское шампанское и революция. Ладно, хватит. Бокал шампанского «Делапьер» – и больше ничего не надо. Не случайно тебя зовут Делапьер. А французское шампанское оставь для этой продавшейся капитализму парочки.

Их встречи, с каждым разом все более редкие, неминуемо начинались с Адама и Евы, с воспоминаний о давнем университетском братстве. Печать экономического и социального благополучия лежала на приветливо-спокойных лицах Жоана и Мерсе – хорошо устроенные буржуа вполне доброжелательно созерцали с расстояния этих мальчишек, никак не желавших становиться взрослыми, особенно Вентуру с Делапьером, Вентура такой больной, а Делапьер такой изысканный в этой черной соломенной шляпе, какие носят педерасты и гангстеры, отлученные от дела Крестным отцом, да и повадки у него женоподобные, правда, все портит его развязность и хламида, которую он на себя напялил, какое-то старье, должно быть купленное на распродаже театрального гардероба.

– Мы тебя видели в театре «Грэк».

– Немного вам удалось увидеть.

– Роль неплохая.

– Совсем крохотная, всего и сказал: «Это вам, сеньора, вам. Только-только с мольберта. Еще сырой».

– Художник в «Визите старой дамы» – довольно важная роль.

– И банальная. Коррупция и разложение искусства.

– А сейчас над чем работаешь?

– Хочу, чтобы кто-нибудь поставил для меня одну из пьес Но Юкио Мисимы. [13]Хочу. Однако не получается.

Вентура, Луиса и Ирене слушали его. А Шуберт пытался завладеть вниманием Жоана и Мерсе, которые смешно обижались на его наскоки. Какая у вас теперь машина? Черт подери, «форд-гранада», это при том, что Каталонский банк обанкротился. Жоан кинул взгляд направо, потом налево, не слышал ли кто восклицания Шуберта, а Мерсе заглянула в свою рюмку, словно кто-то позвал ее оттуда, со дна. Но кто мог услышать – каждый островок был занят своим волшебным зельем, зеленым, лиловым, желтым или красным, цвета крови, а то и всех цветов радуги сразу, если в коктейле соединялись напитки разной густоты, каждый островок был занят своим и не слышал, что творилось на другом острове, рядом. В храме возлияний стоял густой монотонный гул, и в нем тонули отдельные блестящие фразы и не менее блестящее умение слушать, но никто не забывал при этом, как говорится, людей посмотреть и себя показать, в надежде, вдруг именно сегодня выдастся ни на что не похожий вечер или начнется совсем другая жизнь. Побуждаемый расспросами, Делапьер с воодушевлением рассказывал об успехах, которые его ожидают, и о планах, целиком зависевших от департаментов, которые занимаются культурой.

– От частных импресарио – ни гроша. Их интересует одно – знай поставляют на конвейер игральные автоматы для заглатывания монет.

Луиса хотела было помешать Вентуре заказать второй коктейль, но Вентура встал между нею и барменом и получил свое.

– Если хочешь, чтобы тебя рвало, – пожалуйста.

Потому ли, что слова были сказаны в бешенстве, или потому, что вокруг их группки на мгновение повис пузырек тишины, только все взгляды разом обратились к Вентуре, который стоял, облокотившись на стойку, и к Луисе, ожидавшей, какое действие возымеет ее предупреждение. Наверное, взгляд Делапьера спросил точнее и лучше, потому что взгляд Луисы ответил ему: ресницы взлетели и опустились, что одинаково могло означать, пусть его, ей все равно или, наоборот, что ей не все равно и что не пусть его. Глаза Ирене блеснули слезами, а Мерсе – смущением, и Жоан с Шубертом попытались переменить тему, а Делапьер заговорил громче и радостнее, чем прежде, чтобы его услыхал и Вентура:

– Пей сколько душе угодно, Вентура, и не обращай внимания на женщин. Когда ты пьян, ты свободен.

– А мне что, пусть хоть на улице свалится, пусть его мусорная машина подберет.

– Ну, это уж слишком, дорогая моя. Я только две рюмки…

– Да и ночь только началась.

Вентура обернулся к ним с рюмкой в руке и вызывающе-победительно улыбаясь.

– У меня предчувствие: эта ночь – моя.

– Наша ночь.

Шуберт поднял рюмку к продымленным небесам бара и провозгласил тост.

– За падение режима!

– Какого режима?

Шуберт сделал вид, что не понимает вопроса Ирене.

– Неважно. Любой режим в конце концов должен пасть. Надо постоянно пить за падение режима.

Все выпили, но Шуберту было мало, и он перекрестил свою руку, в которой держал рюмку, с рукой Ирене, державшей рюмку, и они выпили, прижавшись лбом ко лбу, словно комедианты, в притворной любви глядящие друг другу в глаза. Все захлопали в ладоши, а Ирене, выпив, вздохнула с отвращением и отстранилась. Делапьер шепнул Вентуре на ухо: