Пианист. Осенняя песнь (СИ)

— Но суть та же, я играю для почтеннейшей публики.

— Это трудно?

Она спросила не просто из вежливости, но с живым любопытством, ей было интересно — Вадим видел это и снова радовался. Он не мог бы припомнить, когда в последний раз испытывал такую беспричинную легкую радость от общения с женщиной. Как будто тысячу лет они с Людмилой знакомы.

— Нет, не так трудно, главное, с ритма не сбиваться, правильно клавиши нажимать и не останавливаться, даже если потолок на голову падать начнет. Тогда слушатели уверены, что все происходит как задумано, хоть “Чижика-пыжика” вставляй в концерт Грига для фортепиано с оркестром.

— Грига… — произнесла она мечтательно. — Я люблю Грига. Пер Гюнт… Хотела бы я послушать, как вы играете.

Вадим смутился, он подумал, что ведет себя глупо, хвастается и фасонит.

— Ну разве что рояль в кустах отыщется… Что же вы не пьете? Кофе снова остынет, а пирожное растает. Будем здоровы? — Он взялся за чашку, Людмила подняла свою. — Чин-чин…

Она попробовала пирожное.

— Очень вкусно! Как же я их люблю!

Минуту назад такая взрослая, задумчивая, а сейчас ведет себя как ребенок. Вадим следил за ее рукой, за тем, как Людмила чайной ложкой отломила еще кусочек пирожного, облизала губы в предвкушении…

А Вадима как током ударило. Он с трудом выровнял дыхание и отвел глаза. Смотрел в окно, но не видел ни площади, ни Собора.

Вадим не был бабником, конечно, и монахом тоже нет, в тридцать семь лет еще рано становиться праведником. Но секс в его жизни занимал не слишком много места — на первом стояла Музыка, она ему заменяла и жену, и любовницу. Среди поклонниц Вадима ходили легенды о его неприступности. Дальше автографа и пары дежурных любезных фраз не заходило. После развода он стал свободен de iure и de facto, но случайные связи по прежнему порицал, так что же произошло? Физиология? Давно не было женщины? Нет, конечно нет, тут другое. Людмила нравилась ему, притягивала, возбуждала. С обычным влечением он бы справился, во всяком случае удерживал бы процесс в рамках приличия. А тут нет! Он откровенно хотел ее, не просто женщину, а именно ее. Нечто первобытное, звериное томило и разрывало изнутри, просилось на свет, скребло когтями, рычало, выло, стонало, что это его пара, и так хорошо, как с этой самкой, ему ни с кем не будет. Вадим ужасался, но продолжал прислушиваться к возбужденному, готовому к прыжку внутреннему зверю.

И с этого момента реальность разделилась. Он одновременно говорил с Людмилой, шутил, рассказывал про город, про парки, ухаживал за ней, увлекал. А в другой плоскости сознания всеми силами пытался оттащить себя от нее, в паническом ужасе метался мыслями и твердил, что нельзя, что будет больно потом… Но старания эти оказались тщетны: Вадима затягивало, как щепку в водоворот, и сопротивлялся он все слабее.

Тем временем они покончили с пирожными, общепринятым ритуалом знакомства и… ничего не узнали друг о друге. Да и к чему? В золотистый день листопада прошлое не имело значения.

Глава 2

10 октября 2017 года

Санкт-Петербург. Царское село

Как будто этой случайной встречей Жизнь подвела черту под прошлым. И ничего уже не будет как раньше — до того, как они узнали друг друга.

Из кафе они вышли на Оранжерейную улицу, мимо Гостиного Двора пошли к парку. Улица заканчивалась набережной паркового канала, направо вставал золотыми куполами императорской часовни Екатерининский дворец, изгибалась арка, соединяющая дворец с Лицеем, а прямо за каналом начинался сам Царскосельский парк. Тот самый.

— Вот и пришли, — сказал Вадим.

— Красота какая. — Людмила огляделась и показала направо. — Боже, это ведь Лицей!

— Да, он самый, пойдемте посмотрим, там забавно, целая улица отдана продавцам сувениров. И Лицейский сад там, памятник Пушкину. Вы, наверно, хотите сфотографироваться?

— Да, хотела бы на память… Когда еще выберусь сюда… — Она быстро взглянула на Вадима и отвела глаза.

Боится, все время боится. Ему вдруг стало жаль её — беззащитную, растерянную, смятую их неотвратимым, как снег на голову свалившимся сближением. О чем она думает? О том ли, что безумие творят, а потом станут горько сожалеть? Или, может, сказала себе: "Я подумаю об этом завтра"? Нет, непохоже. Она не Скарлетт О’Хара, не такая… Вадим даже не пытался сравнить ее с кем-то из прошлого; само прошлое исчезло, была только она, здесь и сейчас, осенний парк, листопад, переменная облачность. И никаких ответов на вопрос о том, что будет завтра…

Далеко до завтрашнего утра, у них еще есть время. Потом все вернется на круги своя. Концерт отменить нельзя, значит, у него будет музыка, Шуман и Рахманинов. А у неё? Кто ждет Людмилу? Если бы можно было пригласить её! Вадим уже хотел предложить концерт, но усомнился, настолько ли приятна и понятна ей классика, чтобы выслушать два отделения фортепианного вечера. Может, не любит такое. Или любит? Про Грига вспоминала… Было бы счастьем сыграть для неё, знать, что Людмила сидит в зале. Слова перед музыкой ничто! Он смог бы рассказать, передал бы в звуках и нежность, и силу, и страсть.