Пианист. Осенняя песнь (СИ)

— На какой поезд? Ты уезжаешь? Надолго? На гастроли? Я не смогла найти твой график на эту неделю. А еще беспокоилась, что в Монако холодно, плохая погода, а ты играл на улице…Ты не можешь говорить, я понимаю… Извини, что позвонила… Не надо было?

Он не отвечал потому, что хотел слушать ее голос, чтобы она говорила, не важно о чем. Но она снова замолчала, пошли помехи.

— Мила… Мне тебя плохо слышно… Что в Монако? — пришла странная мысль, что Мила была и там и не подошла к нему. Нет, это невозможно… И снова помехи!

Сердце оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Сейчас разговор прервется, и все… они снова потеряются. Вадим не думал о том, что сможет перезвонить. Он вообще ни о чем не думал и хотел только одного — слышать её, хотя бы слышать, раз нельзя дотронуться.

Девушка менеджер настойчиво попросила:

— Если вы все вопросы со мной решили, то отойдите, пожалуйста, от кассы.

Одновременно с этим из динамиков поплыл голос диспетчера:

— Уважаемые пассажиры, поезд номер семьсот шестьдесят семь, Петербург- Москва, отправляется от второй платформы левая сторона, выход на платформу через павильон досмотра багажа.

— Мила, ты меня слушаешь? — Вадим уже быстро шел через зал к платформам, на табло светились часы, и Лиманский, глядя на них, понял, что у него все шансы опоздать на поезд. Но прервать разговор с Милой он опасался больше.

Надо было пережить досмотр, пообщаться с охраной и проводниками, предъявить паспорт и билет. Одновременно говорить по телефону он не мог. И снова все выходило несуразно, глупо и неправильно!

— Мила? Что ты молчишь? Ты можешь оставаться на проводе? Или лучше я перезвоню тебе, сразу как сяду в поезд, только регистрацию пройду…

— Да, конечно, перезвони, как сможешь, не буду тебе мешать, извини, что не вовремя, — голос у нее стал безжизненным. Вначале она говорила настороженно, но с надеждой, а эти слова произнесла тихо и обреченно.

— Мила, ну что ты в самом деле? Ты не мешаешь, я на поезд должен сесть! Понимаешь? Я приеду через восемь… нет, девять часов, в полдень, поезд семьсот двенадцать, скоростным, и тогда все тебе объясню. Извини, досмотр!

Он должен был отключить телефон и пройти через рамку металлоискателя, предъявить паспорт, дождаться, пока проводник сверит в списке фамилию и номер. И все это время не знал, будет ли она ждать… или не будет… опять исчезнет.

Вадим набрал её номер сразу, как только занял свое место в вагоне. Поезд еще стоял, пассажиры устраивались, размещали вещи в багажном отсеке, провожающие прощались. Среди гомона и суеты Лиманский никак не мог сосредоточиться и сказать главное, невозможно обсуждать такое по телефону!

Она сразу приняла вызов. Ждала? Если бы так…

— Мила, ну вот, я звоню, здравствуй еще раз. — Вадим поражался собственному косноязычию, но ничего не мог поделать, слова не шли. Он бы хотел сказать ей так много о том времени, что был без неё как без жизни. Не чувствовал мира вне музыки. А в музыке была она — его Мила. Там он мог любить её и принадлежать ей безраздельно. Там все казалось достижимо… Но как сказать об этом, тем более по телефону, вблизи незнакомых людей… И он замолчал в ожидании.

Мила тоже молчала. Значит, не рада, что он приедет, — сомнения его не напрасны. Тогда зачем позвонила? Может быть, ей все-таки нужна помощь? Стесняется попросить? Не знает, как начать?

Он до сих пор не спросил, где искать ее во Владимире, смогут ли они увидеться сразу? Или, возможно, она не одна, может быть, у неё кто-то есть. Нет, конечно нет, тогда бы она звонить не стала. Что же еще, какая причина? Вадим с каждой секундой её молчания тревожился все больше!

— А у тебя все хорошо? Ты столько времени не звонила. — Какой идиот, это же на упрек похоже! — Ты здорова?

Почему же раньше-то он не подумал об этом? Что ей может быть не до звонков. А он, вместо того чтобы помочь, ждал, сомневался, думал всякую чушь.

— Здорова, спасибо… Я потеряла мобильный, еще в Питере, у меня не было твоего номера и… узнавать я стеснялась, а мой восстановить не получилось. Так и растерялись.

— Вот оно что… — Потеряла телефон! Такое простое объяснение — потеряла телефон.

"Сапсан" мягко тронулся и начал набирать скорость.

— Да, а потом, представляешь, нашла в сумке салфетку, помнишь, ты мне в кафе свой номер записал? — Она немного оживилась, Вадим услышал в голосе улыбку и сейчас же представил, как Мила улыбается. — Вот и позвонила, потому что… Ну, неважно… Я тоже рада тебя слышать! Значит, ты в Петербурге?

— Пока еще да, но поезд уже тронулся.

— А куда ты едешь?

Разговор выходил странный, буднично-спокойный. С одной стороны, Мила и Вадим говорили так, будто давно общаются и не расставались с того дня в Павловске. С другой, связь почему-то слабела, как дыхание умирающего.

— Разве я не сказал? Через Москву еду во Владимир, прямого скоростного нет, а на обычном дольше.

— Тебе надо скорее? Что-то срочное?

Она никак не отреагировала на его последние слова. Все тот же спокойный тон, тихий голос, больше не плачет. Очевидно, что других слов ждала! А он не смог сказать. Была бы рядом — обнял…

— Да, очень срочное, жизненно необходимое.