Пианист. Осенняя песнь (СИ)

До Курского вокзала можно было доехать и на метро, гораздо быстрее, чем идти пешком, но Лиманский хотел немного побыть на воздухе. Он спустился в подземный переход под Комсомольской площадью, поднялся у Казанского вокзала, обошел его справа, дальше по Рязанскому проезду, потом по Басманному тупику и через Старую Басманную на Земляной вал. По нему до площади Курского вокзала было рукой подать. Старая Москва немного успокоила Вадима, в переходах по тихим заспанным, нежданно заснеженным улицам он даже начал мыслить здраво. Но стоило попасть в привокзальную суету, и все началось с начала. И волнение, и нетерпение, и страх глупой случайности, которая обрушит надежды.

Миле Вадим не звонил, он заставлял себя забыть про мобильный, сто раз повторил, что ей некогда, она на работе, и нечего мешать. А рука все равно тянулась к заветной кнопке вызова.

Из Москвы в сторону Владимира народа ехало больше, может, на выходные, или просто так совпало. Рядом с Вадимом разместилась пожилая дама с двумя объемными сумками, она не согласилась расстаться с ними, на все увещевания проводника воспользоваться багажным отделением отрицательно трясла головой. "Стриж" тронулся, и одна из сумок отчаянно замяукала. Дама сделала большие глаза и зашипела Лиманскому:

— Пожалуйста, не выдавайте меня! Теодоро едет без справки…

— Да я-то что, — оглядываясь на удаляющегося по вагону проводника, отозвался Вадим, — но услышат ведь.

— Не услышат, сейчас включат фильм, я часто езжу, они всегда показывают фильм.

— Я не знал.

— Ну как же, такой сервис. Лучше бы ужин. Но у меня есть с собой бутерброды с колбаской и термос с чаем, хотите?

— Нет, спасибо.

От доброжелательной дамы Вадиму деваться было некуда! Разве что в вагон-ресторан, если он предусмотрен в "Стриже".

В поезде был и ресторан, и буфет, Вадим выбрал второй вариант и ретировался подальше от соседства дамы, кота и колбаски. Прошел соседний вагон первого класса и оказался в буфете. Там за длинной стойкой скучал бармен, заказ Лиманского его не развеселил.

— Только кофе? — переспросил он для верности.

Вадим кивнул и посмотрел на часы, время теперь потянулось черепашьим шагом. Еще целых полтора часа. И где там во Владимире им встречаться? Лиманский не знал расположения вокзала, никогда не был в городе.

Но было и другое… Мысли его беспорядочно метались, нетерпение росло. Вадим был взвинчен до предела, он не знал, что скажет Миле, а главное — о чем будет просить ее. И смогут ли они побыть наедине. Он сердился на себя за то, что думает и об этом, не в стогу же кувыркаться ехал. Другое. Он хотел видеть ее, узнать почему… Да, теперь он уже знает — она потеряла телефон. Тогда цель поездки? Если не узнать почему молчит, тогда что? Забрать ее с собой, вот что! Только согласится ли, сможет ли он убедить? Вернуться без нее — немыслимо. Обнять бы ее скорее…

Мысль о том, что Мила обовьет его шею руками, прижмется к нему всем телом, сводила с ума.

В вагоне буфете тоже был телевизор и крутили фильм, Лиманский смотрел в экран и не воспринимал ни изображения, ни звука. Стоило ему представить близость с Милой, и он соскальзывал в горячий бред о ее бедрах и губах.

Было около полудня, работа у Милы, конечно, не закончилась, но Лиманский не мог больше ждать и нажал заветную кнопку вызова. Мила ответила сразу, Вадим даже не успел собраться с мыслями. Потому что услышал, как она назвала его.

— Вадим? Вадик! Я ждала…

— Я знаю, ты на работе еще, извини.

Он растерял слова и говорить не мог, голос не слушался. Вот если бы поцеловать ее сейчас.

— Я отпросилась. Поезд у тебя какой? Ты мне только тот, что до Москвы сказал.

— Семьсот двенадцать, скоро уже, Мила, он без остановок до Владимира идет.

— Я тогда на вокзал уже, не могу сидеть, меня же отпустили…

— Наверно, рано на вокзал, что ты будешь делать там?

— Ждать тебя.

Они говорили совсем не о том, о будничном, но было в них обоих, Вадим чувствовал это, дрожание той самой до предела натянутой нервной струны. И ее будет и дальше закручивать нетерпеливое ожидание — до тех пор, пока они не коснутся друг друга, не встретятся губами и взглядами, не смешают бестолковый влюбленный шепот, слезы и смех, и биение сердец.

За окнами вагона уже ничего не было видно, снегопад усилился, и белесая пелена неслась навстречу поезду.

“Уже скоро, уже скоро”, — нервно выстукивали колеса. Вадим и Мила молчали, прислушиваясь к дыханию друг друга. Наконец она спросила тихо:

— Я пойду?

— Да, — так же тихо ответил он. — Сил моих нет, Мила, так хочу увидеть тебя… Ты осторожно иди, не спеши. Мало ли что там… Я на вокзале буду ждать тебя, хоть до ночи, слышишь?

— Слышу…

Последние полчаса, что оставались до Владимира, Лиманский простоял у окна. Он был в странном состоянии, когда хотел бы сломя голову бежать, лететь к Миле, а пребывал в неподвижности, в замкнутом пространстве вагона. От этого нетерпение зашкаливало, искало и не находило выхода, превращалось в физическое страдание.