Читаем Пианистка полностью

Эрику захватывает приступ любви. Она набрасывается на мать и покрывает ее поцелуями. Она целует мать так, как не делала этого уже много лет. Она крепко держит мать за плечи, а мать гневно отбивается, не задевая при этом никого. Эрика устремляет свои поцелуи в точку, находящуюся между левым и правым плечом, при этом она тоже не всегда попадает в цель, потому что мать отворачивает голову то влево, то вправо, уклоняясь от поцелуев. Лицо матери в полутьме кажется белесым пятном, окаймленным крашеными светлыми волосами, помогающими Эрике ориентироваться. Эрика сыплет своими беспорядочными поцелуями прямо в это пятно. Эта плоть дала ей жизнь! Этот рыхлый материнский пирог. Мокрыми губами Эрика тычется в материнское лицо и держит мать железной хваткой, чтобы лишить ее возможности обороняться. Эрика наваливается на мать сначала половиной, затем тремя четвертями своего тела, потому что та всерьез начинает отбиваться и вовсю молотит в воздухе руками. Мать пытается уклониться от губ Эрики, неистово мотая головой. Все происходит так, как бывает в любовной схватке, только целью является не оргазм, а мать сама по себе, мать как личность. И мать теперь ожесточенно сопротивляется. Напрасно, ведь Эрика сильнее ее. Она обвивает мать, как плющ обвивает старый дом, но мать таким уж уютным старым домом вовсе не является. Эрика сосет и гложет это большое тело, словно намерена тотчас заползти в него, еще раз в нем укрыться. Эрика признается матери в любви, а мать, прерывисто дыша, заверяет ее в обратном, говорит, что она тоже любит свое дитя, но требует, чтобы ребенок сейчас же это прекратил! «Вот я тебе сейчас!» Мать не в состоянии противиться буре чувств, рвущейся из Эрики, но она все же польщена. Она вдруг чувствует, что ее домогаются. То, что ты начинаешь чувствовать себя возросшей в цене, поскольку кто-то выделяет тебя среди других, – основная предпосылка любви. Эрика впивается в мать. Мать начинает неистово отбиваться. Чем больше Эрика целует ее, тем сильнее мать колотит по ней руками, чтобы, во-первых, защитить себя и, во-вторых, осадить дочь, которая, по всей видимости, утратила над собой контроль, хотя пить не пила. Мать на разные лады орет: «Прекрати!» Мать энергично призывает Эрику к порядку. Эрика с неослабевающим пылом продолжает целовать ее то там, то тут. Поскольку желаемой реакции от матери не следует, Эрика требовательно наносит ей удары, хотя и не очень сильные. Она бьет мать не в наказание, а лишь желая добиться от нее отклика, но та неверно все истолковывает и начинает осыпать Эрику угрозами и бранью. Мать и дитя поменялись ролями, ведь телесное наказание всегда являлось прерогативой матери; она со своих высот может лучше рассмотреть дочь. Мать принимает решение защищаться от парасексуальных атак собственного дитяти и наугад хлещет Эрику по щекам.

Дочь, эта странная и неумелая любовница, скручивает матери руки и целует ее в шею, обнаруживая свои тайные сексуальные намерения. Мать, тоже не слишком образованная в любви, использует неправильную технику и сокрушает все вокруг. При этом ее старая плоть вовлечена в борьбу в полную силу. С ней обращаются не как с матерью, а как с плотью. Эрика зубами проходится по материнскому телу. Она целует и целует. Она неистово целует мать. То, что потерявшая над собой контроль дочь вытворяет с матерью, мать называет свинством. Бесполезно – так ее не целовали уже не один десяток лет, но натиск все усиливается! Эрика продолжает страстно целовать ее, пока, после бесконечного шквального огня поцелуев, дочь не замирает в изнеможении, полулежа на матери. Ребенок заливает лицо матери слезами, а мать пытается сгрузить с себя это дитятко, спрашивая его, не сошло ли оно с ума. Ответа не следует, да мать и не ждет ответа, а приказывает сейчас же успокоиться и уснуть, ведь и завтра будет день, будет и пища! Она напоминает о том, что Эрику завтра ждет работа. Дочь соглашается, что теперь пора спать. Дочь еще раз, словно слепой крот, шарит по телу матери, однако та отталкивает ее руки. Дочери удается на несколько коротких секунд увидеть уже сильно поредевшие тонкие волосы на материнском лобке, покрывающие внизу тучный живот. Это выглядит очень необычно. Мать самым строгим образом прятала это место от ее глаз. Во время схватки дочь нарочно задрала на матери ночную рубашку, чтобы увидеть эти волосы, о наличии которых она все время знала: они там есть! Жаль, света маловато. Эрика специально раскрыла мать, чтобы увидеть все, абсолютно все. Мать безуспешно пыталась сопротивляться. С чисто телесной точки зрения Эрика сильнее своей слегка замученной матери. Дочь выпаливает матери прямо в лицо, что именно она сейчас у нее только что увидела. Мать молчит, чтобы превратить увиденное в невидимое.

Обе женщины спят, тесно прижавшись друг к другу. Остаток ночи очень короток, скоро день заявляет о себе неприятно ярким светом и назойливым щебетом птиц.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза