Мать, так и не поев, идет в комнату и включает цветной телевизор, постоянную приманку, на полную громкость, чтобы дочь, надувшая губы, раскаялась, ведь из двух удовольствий она выбрала самое пустое. Мать отчаянно ищет, чем бы утешиться, и находит утешение в мысли, что дочь привела мужчину домой, а не куда-нибудь в другое место. Мать опасается, что там, за забаррикадированной дверью, в полный голос звучит их плоть. Мать боится, как бы молодой человек не позарился заодно и на их денежки. Нетрудно себе представить, что он не прочь получить деньги, даже если умело прикидывается, что хочет заполучить дочь. Он может получить все, а вот денежки — никогда, принимает решение семейный министр финансов и собирается завтра же поменять кодовое слово в сберкнижке. От кодового слова «Эрика» придется отказаться. Дочь ожидает большое разочарование, когда она в банке попытается вручить молодому человеку их сбережения.
Мать опасается, что там, за дверью, дочь прислушивается только к голосу своего тела, которое, возможно, уже расцветает под чужими ласками. Она включает телевизор так громко, что его уже слышно соседям. Стены квартиры дрожат под звуками фанфар Страшного суда, возвещающих о начале программы вечерних новостей. Соседи скоро примутся стучать швабрами в пол и в потолок или появятся на пороге, чтобы лично предъявить жалобу. Так Эрике и надо, главной причиной нарушения тишины в доме мать объявит именно ее, и в будущем Эрика не сможет посмотреть в глаза никому из соседей.
Из комнаты дочери, где происходит вредное для здоровья возбуждение нервных клеток, не доносится ни звука. Ни щебетания, ни кваканья, ни раскатов грома. Даже если дочь примется громко кричать, мать при всем желании не услышит. Мать уменьшает громкость телевизора, сокрушающегося о плохих новостях. Ей хочется услышать, что происходит в комнате дочери. По-прежнему ничего не слышно, потому что сервант у двери заглушает все звуки, все движения и шаги. Мать выключает звук, но из-за двери не доносится ни шороха. Мать вновь включает звук, чтобы под шум телевизора на цыпочках прокрасться к двери и подслушивать. Какие звуки услышит сейчас мать: звуки страсти, звуки боли, или те и другие сразу? Мать прикладывает ухо к двери, как жаль, что у нее нет стетоскопа. Какое счастье, они просто разговаривают. Но о чем они разговаривают? И чем они при этом занимаются? Говорят ли они о матери? Мать утратила всякий интерес к телепрограмме, хотя она всегда внушает дочери, что ничто не сравнится с телевизором, когда закончится длинный трудовой день. Трудится только дочь, но матери всегда позволено смотреть телевизор с нею вместе. Вся соль смотрения для матери заключается в установлении общности с ребенком. Теперь вся соль испарилась, и у матери нет никакого аппетита к телевизору. Это скучно и ни о чем ей не говорит.
Мать идет к запретному шкафчику в гостиной. Она наливает себе рюмочку ликера, потом еще и еще одну. В ней разливаются усталость и тяжесть. Она опускается на софу, потом наливает еще рюмочку. За дверью дочери что-то растет и множится, словно раковая опухоль, продолжающая свой рост даже тогда, когда ее обладатель давно умер. Мать продолжает пить ликер.