Пианистка

Эрика, как замечает Клеммер, одета совершенно иначе, по-новому: одежда соответствует поводу, а повод одежде. Одежда для нее как всегда — самое главное, вообще женщине всегда нужны украшения, чтобы добиться признания, и один только лес еще никогда не украшал женщину. Наоборот, женщина своим присутствием должна придавать лесу особый шик, в этом она схожа со зверем, за которым наблюдает в бинокль охотник. Эрика купила прочные туристские ботинки и хорошо смазала их жиром, чтобы они не пропускали влагу. В этих ботинках она, если нужно, спокойно пройдет уйму километров. На ней спортивная блуза в клеточку, теплая куртка, брюки до колен, на ногах шерстяные гамаши. Она прихватила даже маленький рюкзак с провиантом. Она не взяла с собой веревки, потому что не любит экстремальный спорт! Если уж заниматься экстремальным спортом, то без страховочных сеток и веревок; эта женщина готова подвергнуть себя опасностям, связанным с неистовыми телесными забавами, во время которых все зависит только от тебя и от партнера, и спасительный якорь ей ни к чему.

У Эрики есть план, как скормить себя мужчине крохотными порциями. Он не должен переедать, пусть он страдает от сверлящего голода по ней. Так она себе все это представляет, когда сидит дома со своей матерью. Она экономит себя и раздает себя крайне неохотно, предварительно все как следует обдумав. Она трясется от скупости над своими фунтами и килограммами. Она алчно отсчитает и выложит перед Клеммером на стол всю звонкую мелочь своего тела, и он будет считать, что получил по меньшей мере вдвое больше, чем она на самом деле потратила. После дерзкой эскапады в письме она взяла свой ход назад, что далось ей нелегко. Она прочно застряла в копилке собственного тела, в этой отливающей синевой опухоли, которую она постоянно таскает с собой и которая набита так, что вот-вот лопнет. К примеру, за эту туристскую одежду, которая сегодня на ней, ей пришлось отстегнуть немалую сумму в спортивном магазине. Она покупает качество, однако больше ценит красоту. У нее далеко идущие желания. Клеммер смотрит на женщину совершенно спокойно, он уверен в своих силах. Его взор неспешно скользит по пуговицам костюма, сделанным в народном стиле, по маленькой, сделанной в охотничьем стиле серебряной цепочке для часов (тоже имитация), прикрепленной на поясе и украшенной оленьим рогом. Эрика, повизгивая, напоминает ему, что он обещал сегодня отправиться на прогулку и что пришло время выполнить обещанное. Он спрашивает ее, почему именно здесь, сегодня и сейчас? Она говорит: «Разве ты не помнишь, что ты сказал „сегодня"?» Она молча тычет ему в нос купонами его неосторожных обещаний. Он же обещал ей, что именно сегодня. Он сам тогда предложил, чтобы сегодня. Пусть ученик не подумает, что учительница что-то запамятовала. Клеммер говорит, что сейчас не время и не место. Эрика мгновенно предоставляет ему на выбор другие места, расположенные подальше, и другое, более удобное время. Скоро любовной паре не потребуются окольные пути в виде лесов и озер. Но сегодня прекрасные виды горных вершин и верхушек деревьев потребуются, чтобы усилить желание мужчины.

Вальтер Клеммер размышляет. Он решает, что вовсе не надо совершать слишком дальнее путешествие, чтобы испробовать что-то новенькое. Он, всегда испытывающий научный интерес, предлагает — вот Эрика удивится! — заняться этим не сходя с места. К чему отправляться в дальнюю даль? Кроме того, он потом вполне еще успеет к трем часам в клуб дзюдо! В любви позволено все, нельзя лишь шутить с нею. Если она серьезно, то он и подавно согласен. Пожалуйста. До настоящего времени он вел себя мягко и предупредительно, но он может быть и жестоким, он это докажет. Точно так, как она того желает. Вместо того чтобы, как положено, ответить ученику, Эрика Кохут тащит его за собой в каморку со швабрами и ведрами, которая, как ей известно, никогда не запирается. Он должен показать ей, на что способен. Женщина излучает силу, которая побуждает к движению. Пусть он покажет ей то, чему никогда не учился. Сильно и едко пахнут моющие средства, в углу сложен в кучу всякий инвентарь. Для начала Эрика просит прощения, потому что ей не следовало писать молодому человеку письмо. Она развивает эту мысль. Она опускается перед Клеммером на колени и неловкими поцелуями покрывает его сопротивляющийся живот. Обтянутые гетрами колени, еще не совершавшие походов в сферы высокого искусства любви, купаются в пыли. Каморка уборщиц — самое грязное помещение в здании. Вовсю сверкают ребристые подошвы новехоньких башмаков. И ученик, и учительница, каждый из них намертво прикипел к своей маленькой планете любви, к своим ледяным торосам, которые плывут прочь друг от друга, словно угрюмые необжитые континенты. Клеммер неприятно поражен ее покорностью и пасует перед громкими требованиями, которые она выдвигает, не имея к тому никакого навыка.