Пианистка

Клеммер прячется в нишу подворотни и расстегивает молнию на джинсах. Он вжимается в материнское лоно подворотни, думает об Эрике и онанирует. Он спрятан от посторонних глаз. Его внимание рассеянно, однако он отчетливо сконцентрировался на стержне, который отвердел у него там, внизу. Возникает приятное ощущение собственной плоти. В нем пульсирует ритм юности. Он выполняет работу сам по себе. Для собственного полного удовольствия. Запрокинув голову, Клеммер всматривается в сторону темного окна наверху, толком даже не зная, то это окно или нет. Он неумолим и равнодушен. Усердно обрабатывая себя, он не захвачен никаким чувством. Окно простирается над его головой, словно неосвещенный пейзаж. Место, где он утверждает свою мужественность, расположено этажом ниже. Клеммер ожесточенно движет рукой вперед и назад, у него нет намерения когда-нибудь остановиться. Он обрабатывает пашню своего тела без желания и радости. Он не хочет ничего восстановить и ничего разрушить. Он не хочет подниматься к этой женщине; вот если бы вдруг открылась дверь парадной, он пошел бы к ней прямо наверх. Ничто бы его не остановило! Клеммер предается своему занятию столь осмотрительно, что любой, кто бы его увидел, без всяких подозрений открыл бы ему дверь. Он мог бы вечно стоять здесь и продолжать свое дело, он мог бы сейчас же попытаться проникнуть в дом. От него зависит, что он сделает. Так и не приняв решения ждать здесь припозднившегося жильца, который бы открыл ему дверь парадного, Клеммер все же ждет припозднившегося жильца, который открыл бы ему эту дверь. Даже если ждать придется до утра. Даже если придется ждать, когда утром кто-то первым выйдет из дома. Клеммер дергает свой раздувшийся член и ждет, когда откроется дверь.

Вальтер Клеммер стоит в своем укрытии и размышляет, как далеко он сможет зайти. Два страстных влечения дали себя почувствовать — голод и жажда, оба сразу. Пока он занят страстным влечением к женщине, продолжая онанировать. Он познаёт на своем теле, а она познает на своем, что значит играть с ним в бесцельные игры. Подсовывать ему упаковку без содержимого. Ее мягкая телесная оболочка примет его в себя! Он вытащит ее из теплой постели, где она лежит рядом с матерью. Никто не идет. Никто не распахивает перед ним ворота. В этом изменчивом мире, в котором настала ночь, Клеммеру известны лишь постоянные составляющие его чувства, и он идет звонить по телефону. Если не принимать во внимание достаточно деликатного обнажения тела, можно считать, что он вел себя у дверей спокойно и дисциплинированно. Ожидая припозднившегося жильца. Внешне он спокоен и миролюбив. Чувства разрывают его на части. Жильцы, возвращающиеся домой, не должны заметить его волнения. У них не должно возникнуть подозрений. Он охвачен чувствами. Он взволнован самим собой. Женщина вот-вот сойдет с гордого коня искусства и вступит в поток жизни. Она станет частью торга И стыда. «Искусство — не троянский конь», — беззвучно обращается Клеммер к женщине там, на верху, к женщине, которая ищет смысл только в искусстве. Телефонная будка находится неподалеку. Он сразу набирает номер. Клеммер испытывает презрение к вандалу, вырвавшему телефонные книги из крепежных петель, ведь может так случиться, что не удастся спасти чью-то жизнь, потому что нельзя будет найти нужный номер.