Пианистка для Варвара

Официант начал расставлять закуски, а я, наконец, ответила Татьяне:

— Я бы очень хотела посетить Национальную галерею в Лондоне. Ведь там собрана богатейшая коллекция западноевропейской живописи с 13века. Шедевры Тернера, Ван Гога, Рубенса, Моне…

— Рембранта и Леонардо да Винчи, — продолжила с улыбкой Татьяна, — И не только. Там тысячи великолепных картин всемирноизвестных художников.

— Больше всего я бы хотела воочию увидеть автопортрет Рембранта. Ну и, конечно, "Подсолнухи" Ван Гога, — призналась я. Эти работы я видела только на маленьких карточках. Даже в галерее Славы Коростовой никогда не было копий этих шедевров.

— Ох, я видела их. Они потрясающие. Такая энергетика исходит от этих полотен, что чувствуется дрожь по телу, — восторженно проговорила Татьяна.

У меня сейчас дрожь по телу шла от касаний большого пальца мужчины к моей ладони. Задумчиво и медленно Ризван выводил рисунки на моей коже. Так ненавязчиво, будто он ничего такого не делал. Отвлекал меня. Было сложно концентрироваться на разговоре и перестать смущенно краснеть.

— Подсолнухи натолько яркие и сочные, словно золотые. Я любовалась ими не меньше получаса, — продолжала вспоминать Татьяна, — Ризван, дорогой, ты просто обязан свозить Нелли в Лондонскую галерею. Твоя девушка — это находка. Она разбирается в живописи лучше меня.

Курбанов обернулся к нам, я сразу потупила взор в тарелку. Его внимание было очень…очень волнующим. Еще и эта похвала от Татьяны…

— Непременно. Но прежде я бы хотел посетить с Нелли Австрийскую галерею. Ее любимая картина "Поцелуй" Климта. Поэтому, по плану у нас сначала Бельведер.

Курбанов сильнее сжал мою руку. И я подняла на него взгляд. В его радужке клубилось что то очень тяжелое и черное, очень напоминающее обжигающую смолу. Хорошо, что я сидела, потому что от Ризвана исходила такая мощная энергетика, словно он сам шедевр великого творца.

— Мы в Вену планировали поехать в октябре. В это время там будет меньше туристов. Можно будет насладиться экскурсиями свободнее. Уделить внимание всем. И Моцарту, — подмигнула мне Татьяна, — Если б вы составили нам компанию, я была бы быбезгранично рада. Правда, Славик? Сейчас мало кто рзбирается в живописи. А Нелли просто находка!

— В октябре? — переспросил Ризван, словно вспоминал график своих дел, чуть нахмурился, — Думаю, это возможно.

Октябрь…Боже, он строил такие дальновидные планы на меня…Он точно не собирался меня быстро отпустить.

Я обреченно вздохнула. Это кошмар! Столько дней, недель, месяцев рядом с этим громилой. Он же меня растрощит. Измучает. Окончательно подавит и растерзает…

Ужин прошел по высшему разряду. Мы с Татьяной обсудили столько всего, что у меня язык болел от разговоров. Мы умудрились даже поспорить на тему маньеризма. Это направление в западноевропейском искусстве 16 века отражало кризис гуманистической культуры Возрождения.

Татьяна восторгалась живописцами Италии — Бронзино и Пармиджанино. А я честно призналась, что их работы нагоняли на меня тоску. Их произведения мне не нравились. Слишком усложненные, они отличались напряженностью образов, манерной изощренностью формы. Трагические диссонансы бытия далеки от моего восприятия культуры. Мне ближе по духу образы волшебные, легкие и понятные.

В одном мы сошлись наверняка, что встретимся обязательно вновь и посетим выставку Славы Костромской вместе. Оказалось Татьяна с ней хорошо знакома.

Мне было жаль расставаться с этими чудесными людьми. Вечер прошел идеально, к сожалению, слишком быстро.

Домой мы ехали с Ризваном в молчании. Он больше не трогал меня. Мрачно сидел в машине и смотрел в окно. Хоть это радовало.

Глава 21

Нелли

Курбанов шел за мной до самой двери в комнату. Чем ближе мы подходили, тем сложнее мне давался каждый шаг. Что сейчас будет?!

В спокойного и образованного мужчину с приходом сумерек возвращался дикий необузданный варвар. И я ощущала, как его взгляд прожигал спину. Как задерживался на пояснице, заставлял кожу пылать от его близости. А желудок скручивало от нахлынувших концентрированных эмоций.

Я потянулась к дверной ручки. Но выше моей головы, Курбанов припечатал дверь рукой, не давая ей открыться. Навалился на меня сзади своим мощным стальным телом, не давая мне возможность пошевелиться. Я затрепетала от такого животного натиска. Спиной ощущала сталь его тела. Все мужские выпуклые твердости.

Он одним своим присутствием, запахом, близостью заставил мое сердечко подскочить и забиться в ошалелом ритме.

— Не надо, — тихо прошептала я.

Ризван зарылся лицом в мои волосы на затылке, жадно вдыхая мой запах.

— Спокойной ночи, Нелли, — пророкотал он охрипшим голосом.

Вязкая густая похоть почудилась в каждом его слове. И тело горячее, твердое, большое.

Дьявол. В его присутствии жилы превращались в оголенные нервы. Тянуло так сильно, аж больно. Из пальцев, от груди. Все закручивалось резью и непреодолимой удушающей жаждой. Спускалось комом вниз живота. И тянуло так остро. Так пошло. Отдавало в самый греховный треугольник между ног.