Пианистка

Эрика лежит на полу на сбившихся дорожках. Она говорит: «Пощади меня». Она не заслужила такого наказания только за одно письмо. У Клеммера развязаны руки. Эрика не связана. Мужчина бьет ее не задумываясь и едко спрашивает: «Ну, где теперь оно, это твое письмо? Получи и распишись». Он хвастается, что никаких веревок не потребовалось, как она может теперь убедиться. Он спрашивает ее, может ли теперь пригодиться ее письмо? Вот все, на что оно сгодилось! Клеммер наносит женщине легкие удары, объясняя ей, что она хотела именно так, и никак иначе. Эрика, плача, говорит ему, что она хотела не так, а совсем иначе. «В следующий раз тебе придется точнее выражаться», — дает ей совет мужчина, вновь давая хорошего тумака. Пиная ногами женщину, он доказывает простое уравнение: я — это я. И я этого не стыжусь. И на том стою. Он угрожает женщине, требуя, чтобы она принимала его таким, какой он есть. «Я такой, какой я есть». У Эрики разбита переносица и сломано ребро. Она укрывает лицо руками, и Клеммер говорит, что она правильно поступает. «У тебя ведь лицо не очень, правда? Ведь есть лица посимпатичнее», — говорит специалист и ждет, чтобы она сказала, что есть и поуродливее. Ночная рубашка на ней задралась, и Клеммер размышляет, не изнасиловать ли ее. Желая унизить ее женскую сексуальность, он говорит: «Сначала я выпью стакан воды». Он демонстрирует Эрике, что она его теперь меньше привлекает, чем медведя дупло дерева, в котором обитает пчелиный рой. Эрика бросилась ему в глаза не своей красотой, а своими музыкальными способностями. И теперь она вполне может пару минут подождать. «Я решил проблему собственным способом», — говорит студент технического вуза, очень довольный собой. Мать разражается проклятиями, Эрика думает о бегстве. Она привыкла думать, но не делать. Герметичная замкнутость не принесла ей наград.

В кухне Вальтер долго спускает воду из крана, он любит похолоднее. Он отдает себе отчет в том, что его поступок может иметь последствия. Он готов взять их на себя как мужчина. У воды неприятный привкус. «И ей тоже придется терпеть последствия», — думает он об Эрике уже с большей радостью. С музыкальными занятиями для него теперь покончено. Зато он серьезно займется спортом. Никому из присутствующих все это не доставляет особенного удовольствия. Однако это нужно сделать. Никто не пытается сделать шаг к примирению. Клеммер пытается услышать, не берет ли женщина часть вины на себя. «Ты до некоторой степени сама виновата, признайся в этом, — признает Клеммер. — Нельзя распалять мужчину до крайних пределов, а потом трубить отбой. Если кому-то становится слишком хорошо, нельзя ведь, в конце концов, открывать заслонку».