Пианистка

Эрика отодвигает Вальтера Клеммера от себя на расстояние вытянутой руки. Она извлекает наружу его член, давно уже для этого приготовленный. Остается лишь последний штрих, ведь член уже готов к употреблению. Клеммер, испытывающий облегчение, поскольку Эрика сделала этот трудный шаг за него, пытается повалить учительницу навзничь. Эрике приходится использовать всю авторитетную весомость своей индивидуальности, чтобы остаться в вертикальном положении. Вытянутой рукой она держит Клеммера за член, а он тем временем беспорядочно роется у нее внутри. Она говорит, чтобы он перестал, а то она уйдет. Ей приходится несколько раз тихо повторить свое требование, поскольку ее воля, неожиданно возобладавшая над ним, не так легко пробивается сквозь ярость самца. Голова его затуманена яростными желаниями. Он медлит. Спрашивает себя, так ли он все понял. Ни в истории музыки, ни где-нибудь еще мужчину, домогающегося успеха, не изгоняют вот так запросто. В этой женщине нет ни искорки отдачи. Эрика начинает мять пальцами красный корень. То, что позволено ей, она строго запрещает мужчине. Ему нельзя больше трогать ее. Чистый разум Клеммера требует держаться, не дать сбросить себя вниз, он ведь всадник, а она, в конце концов, лошадка! Если он не прекратит шарить у нее внизу, она перестанет трогать его член. До него доходит: истинное наслаждение наступает тогда, когда чувствуешь сам, а не тогда, когда заставляешь чувствовать других, и он покоряется ей. После нескольких неудачных попыток его рука окончательно соскальзывает с Эрики. Не веря своим глазам, он рассматривает свой орган, который словно существует отдельно от него, раздуваясь в руках Эрики. Эрика требует, чтобы он смотрел на нее, а не на размеры, которые приобрел его пенис. Ему не следует измерять величину этой штуки или сравнивать ее с другими, ведь этот орган принадлежит только ему. Маленький или большой, он ее устраивает. Клеммеру это неприятно. Ему нечем заняться, а она трудится над ним. Имело бы смысл, чтобы все было наоборот, ведь так происходит и во время занятий музыкой. Эрика держит его на расстоянии. Между этими телами разверзается зияющая пропасть, глубину которой составляют семнадцать сантиметров его члена, ее вытянутая рука и десятилетняя разница в возрасте. Порок всегда принципиально предстает как любовь к неуспеху. И хотя Эрику всегда натаскивали на успех, ей ни разу не удалось его добиться.

Клеммер хочет проникнуть в нее по второму пути, более интимным способом, и несколько раз произносит ее имя. Он загребает воздух руками и снова отваживается отправиться в запретную местность, прося раскрыть для него ее черный праздничный холмик. Он обещает ей, что так им обоим будет еще приятнее, и он уже готов к этому занятию. Его вздутый член трепещет, отливая синевой. Он рассекает воздух как гибкая розга. Вальтер теперь по необходимости более заинтересован своим отростком, чем Эрикой. Она приказывает Клеммеру замолчать и ни в коем случае не двигаться, иначе она уйдет. Ученик стоит перед учительницей, слегка расставив ноги, и еще не представляет, чем все закончится. Он в смятении подчиняется чужой воле, словно речь идет о разучивании шумановского «Карнавала» или сонаты Прокофьева. Руки его беспомощно повисли по швам, он просто не знает, куда их деть. Контуры его фигуры комически искажены пенисом, бодро выставившим себя напоказ, этим отростком, который стоит торчком, изображая из себя воздушный корень. На улице темнеет. По счастью, Эрика стоит неподалеку от выключателя. Она бьет по нему ладонью. Она рассматривает расцветку и устройство клеммеровского члена. Она запускает ногти под крайнюю плоть и запрещает Клеммеру издавать громкие звуки, будь это звуки радости или боли. Ученик застывает в несколько скрюченной позе, желая продлить удовольствие. Он плотно стискивает бедра и сильно напрягает железные мускулы ягодиц.