Что поделать, раз деньги – это короли, которым я, как и большинство людей, беспрекословно подчиняюсь, даже когда не хочу. Потому что деньги хоть и призрачная, но свобода.
Я спокойно отношусь к своей работе. В общем-то, я принимаю ее такой, какая она есть.
Единственно, что в моей голове никак не укладывается, как люди верят в мои фокусы, например, когда я разрезаю пополам или сжигаю свою помощницу или глотаю огонь или шпагу.
Кстати, представляете, сколько лет тюрьмы я получил бы за те все разы, что я ее разрезал и сжигал? Но когда я вижу испуг на лицах зрителей, я не переживаю как тогда как только начинал работать. Со временем я понял, что за испугом скрывается безжалостное и жадное любопытство, которое и заставляет зрителей платить за то, чтобы увидеть как я разрезаю и сжигаю ассистентку или глотаю нож или огонь. Я уверен, что большинство из них втайне надеются, что я по правде разрезаю помощницу – полную высокую женщину с очень грустными глазами, что я по правде глотаю шпагу или съедаю раскаленный утюг. Приходящие сюда люди за умеренную плату хотят не только убить свободный вечер, но и увидеть нечто из ряда вон выходящее, надолго запоминающееся, чтобы… но хватит о них.
Жаль все-таки, что мне было суждено стать фокусником. Лучше бы космонавтом или шахтером.
Быть там, где никто до тебя не был! Где вокруг ничего, кроме пустоты, кроме камней. Считается, что камни, а тем более пустота, – нечто неживое. Но мало ли что считается людьми. Люди несовершенны, в том числе и я. Поэтому может быть все наоборот – камни и пустота властвуют над миром. А люди… как они временны по сравнению с камнями и пустотой.
Сегодня я в очередной раз решил покончить с показыванием фокусом. Черт с работой, деньгами.
Хоть раз в жизни надо сделать что-то настоящее, что-то, что мне по душе или от души. Фокус от души.
Сегодня публика наконец-то увидит то, что так жаждет их кровожадная природа. Я разрежу полную высокую женщину с очень грустными глазами, а после, сделав круг по арене и оставляя кровавые следы, засуну себе в рот шпагу. Но все будет по правде. Насколько шпага войдет, настолько и войдет. Перед тем как это сделать, я, может быть, прочту стихотворение, которое написал с Афанасием Фетом, пусть он и умер задолго до моего рождения. Умер, смерть… Смерть незначительна, как и жизнь. Сколько людей умерло, но если осталось их творчество, и оно известно нам и дорого, то этот человек для нас, в общем-то, жив, пока мы помним о нем, пока мы любим его.
Туман
Туман. Неуютно и холодно.
Туман. Он стелется по земле, он покрывает собой дома, машины, редких прохожих. Свет фонарей становится мутным, а столбов почти не видно – фонари виснут в воздухе.
На берегу моря, я встретил Лизу. Она как будто вышла из моря. Или, может быть, мне так показалось из-за густого тумана.
– Привет, – сказала Лиза.
– Привет, – сказал я.
– А я уезжаю.
– Надолго? – спросил я.
– Навсегда, – ответила Лиза.
– Не может быть, не может быть.
– Да, навсегда.
Как жаль. Лиза появилась в моей жизни тогда, когда мне было так одиноко, когда я уже ничего не ждал. И вот ее скоро не будет.
– Зачем, Лиза, останься. Будет веселей.
– Кому?
– Нам.
– Не могу. Мне надо уехать. Жизнь это дорога. Я опять зажглась.
– И обожглась.
– Еще нет. Мне надо уехать.
– А как же я?
– Ты? – Лиза даже растерялась от моего вопроса.
– Да, я. Что со мной?
– С тобой?
– И как ты оказалась здесь? Ты как будто вышла из моря. Ты – бегущая по волнам?
– Да, – ответила Лиза, – Я пришла по воде. Я не бегу по волнам, я хожу.
– Как у Александра Грина… Пришла по воде и уйдешь по воде. Лиза, а может ты персонаж какой-то сказки, который неожиданно перестал быть просто литературным персонажем и стал живым человеком.
– Может быть.
– Значит ты не совсем настоящая.
– Значит так.
– Но я же тебя вижу. Я тебя чувствую.
– Что ты чувствуешь?
– Что ты живой человек, что ты мне нравишься.
Лиза попыталась улыбнуться.
– Это не имеет значения.
Туман стал рассеиваться. Море, всю ночь беспокойное, совсем успокоилось и стало похоже на озеро.
– Ты, Лиза? – спросил я.
– Я, Лиза, – ответила она.
– А почему?
– Я не знаю, я ничего не знаю.