Они еще выпили, настороженно переглянулись.
- По идее должны скоро быть, - Зина посмотрела на часы. – Наверное,
спеленают его в смирительную рубашку и обколют уколами.
- В больницу не заберут?
- Только с нашего разрешения. Но мы ведь его не отдадим, правда?
- Нет, конечно, - равнодушно подтвердил Добряков. – Усыпят, проспится…
- Ты на меня не в обиде?
- За что?
- Ну, за все это, - она повела руками по сторонам.
380
- Нисколько. Ты же меня в свое время выручила…
- А вот про это не надо, ладно? – перебила Зина и слегка покраснела.
- Да я и не про
пожалела…
И он замолчал, вертя в руках пустой стакан и примериваясь, как бы снова
наполнить его.
Тишину прорезал громкий и хрусткий звон разбитого стекла.
Забыв про боль, Зина опрометью рванулась в спальню. Добряков был уже
рядом и, не дожидаясь, пока Зина вставит ключ, оттеснил ее, немного
разбежался, выбросил вперед правую ногу и высадил дверь.
Окно в спальне было разбито посредине. Рваные осколки нависали над
отверстием, весь пол был усеян острой стеклянной крошкой.
Добряков подскочил к окну, распахнул рамы и упал грудью на подоконник,
свесившись вниз.
Там, под самыми окнами, был разбит небольшой цветник, огороженный
толстой проволокой, которая крепилась к четырем тонким металлическим
трубкам, вбитым по углам цветника. На одну из этих трубок и угодил Виктор.
Он лежал неподвижно, лицом вниз, а из его спины торчал тонкий ржавый
патрубок. Белая футболка наливалась, пропитывалась кровью, которая
густела на глазах - под стать буйно цветущим ярким бордовым георгинам.
Подбежавшая Зина, едва перегнувшись через подоконник, зашлась диким,
судорожным криком и лишилась чувств. Не подхвати ее Добряков вовремя,
так, наверное, и устремилась бы вниз, к своей самой большой в жизни
потере…
381
19.
За бешеные деньги Зине удалось похоронить Виктора на одном из
престижных кладбищ города. Перед погребением погибшего отпели в
кладбищенском храме. Взахлеб рыдая над гробом, она первой бросила в
могилу горсть влажной земли.
Вечером после похорон она выпила почти литр водки и уже к полуночи
отключилась, но сумела самостоятельно добраться до постели и даже
раздеться.
Помочь похоронить сына она попросила своего дружка Петю, чему поначалу
Добряков горячо воспротивился.
- Что, я один не справлюсь, по-твоему? – кипятился он в утро похорон. –
Зачем человека отвлекать? Может, у него смена как раз сегодня?
- Перестань! – мрачно оборвала Зина. – Тебя меньше всего интересует его
смена. Из тебя опять какая-то совершенно безосновательная ревность
выпирает. В такой момент хоть бы сдержался!
Она позвонила Пете, и тот охотно согласился помочь. Явился тут же,
пособолезновал осунувшейся за два дня и спавшей с лица Зине, сухо
поприветствовал Добрякова и тут же деловито засуетился, замельтешил перед
глазами.
Его помощь действительно пришлась весьма кстати. Сама Зина пребывала в
каком-то другом измерении, и вся суета с транспортировкой гроба из морга
на кладбище легла на него. Зина вполне положилась на расторопного Петю и
замкнулась на общении с сыном – пригорюнившись и вся уйдя в себя, молча
сидела перед гробом, шептала что-то понятное только ей самой, осторожно
382
поправляла волосы на голове покойного. Петя не беспокоил ее, сам съездил
на кладбище, заплатил деньги за место, заказал катафалк. Вообще же был
невероятно предусмотрителен и оперативен.
Гроб до могилы несли вчетвером – Добряков, Петя и двое кладбищенских
рабочих. Им Петя, как и землекопам, заплатил дополнительно и щедро,
причем все выплаты совершал собственными средствами, невзирая на
возражения Зины. Добряков только неприятно морщился, стараясь, впрочем, чтобы его недовольства никто не видел.
На поминки решили никого не приглашать, и за грустным застольем
собрались вечером втроем. Зина пила много, почти не закусывая. Все время
молчала и только утирала покрасневшие, измученные глаза. Поэтому и
отключилась невероятно быстро, а Добряков с Петей сидели почти до
полуночи, когда выпив три литра, разошлись спать. Пете Добряков постелил
в комнате Виктора, а сам улегся рядом со свернувшейся калачиком Зиной.
Наутро первым пробудился Петя, выпил крепкого кофе, приготовил яичницу, порезал салат. Потом осторожно постучал в дверь спальни.
- Заходи, мы не спим, - отозвался Добряков.
- Кушать подано, милости прошу, - едва просунув голову, сообщил Петя и
вернулся на кухню.
- Похмеляться будешь? – осторожно спросил Добряков, поднимаясь с
кровати.
- Еще спрашиваешь, - глухо отозвалась Зина.
Петя держался молодцом. Пить категорически отказался, немного перекусил
и распрощался. Ему завтра надо было заступать в смену, и он хотел прийти в
себя, отлежаться.
383
- Девять дней будешь делать – зови, - сказал он Зине и ушел.
Оставшись вдвоем, они сидели молча. Будто целая пропасть пролегла между
ними. Зина налила себе стопку, кивнула Добрякову на бутылку и выпила, не
дожидаясь. Он наполнил стакан доверху и, поморщившись, отправил внутрь
все его содержимое.
- Особенно пьянствовать нечего, - произнесла, наконец, Зина. – Пора
успокаиваться… Да и надоело… Мне Витя не простит такой слабости. К