Л. Этот человек – ко мне. Подожди в соседней комнате.
Наталья. Хорошо.
Л. Я вас ждал. Довольно долго.
Бумажный человек. Да.
Л. Вы что-то принесли. Наверно, рукопись.
Бумажный человек. Да.
Л. Сейчас я открою папку, и там будут пустые листы.
Бумажный человек. Да.
Л. Бумага и ничего кроме бумаги. Долго вы шли. Я успел многое.
Бумажный человек. Да.
Л. Пустое. Дайте бумагу сюда. Я буду читать пустые листы. Буду дёргать пустой рукой. Я повернусь к вам спиной. У вас минута.
Хор.
Старуха. Что теперь будет, сеньор Полицейский?
Полицейский. Разойдись! Поколочу! Устроили цирк!
Старуха. Эй, публика! Что будет дальше?
Полицейский. Не слушайте дурную бабу. На вверенном мне участке происшествий не обнаружено. Птиц пролетело – одна штука. Один мужской и один женский крик.
Старуха. Эй, публика! Что завтра?
Полицейский. Театр закрыт! За углом теперь кино. Там всё как настоящее. Приказываю снять маски!
Старуха. Куда нам идти?
Хор.
Старуха. Куда нам идти?
Полицейский. В никуда! Ничего не будет! Моё время! Моё время! Моё! Маски долой! Разойдись! Разойдись! Пошли! Все! Вон!
Наталья. Высокое (и всё повышающееся) давление крови обманывает окружающих насчёт моего действительного состояния. Я активен и работоспособен, но развязка, видимо, близка. Эти строки будут опубликованы после моей смерти.
Бумажный человек. В могилу сошёл человек, чьё имя с презрением и проклятием произносят трудящиеся во всём мире, человек, который на протяжении многих лет боролся против дела рабочего класса и его авангарда – большевистской партии.
Наталья. Я сохраняю за собою право самому определить срок своей смерти. «Само-убийство» (если здесь это выражение уместно) не будет ни в коем случае выражением отчаяния или безнадёжности. Мы не раз говорили с Наташей, что может наступить такое физическое состояние, когда лучше самому сократить свою жизнь, вернее, своё слишком медленное умирание.
Бумажный человек. Когда советское правительство выслало из пределов нашей родины контрреволюционера, изменника Троцкого, капиталистические круги Европы и Америки приняли его в свои объятия. Это было не случайно. Это было закономерно. Ибо Троцкий уже давным-давно перешёл на службу эксплуататорам рабочего класса.