Пьяные сны

-- Что ж это, Мать Пресвятая Богородица! -- бормотала она, -- он ее убьет! Совсем убьет! Али позвать молодцов!

Но потом она одумалась и, вместо того, чтобы бежать вниз, полезла за настойкою.

А из комнаты хозяина слышались уже стоны, звон посуды и пьяный крик.

-- Моя ты теперь! И все! Вовек не прощу!.. Танька, Танюшка, и что ты с нами наделала. Что я, что ты? Мало смерти ему, подлецу! Ревешь! О нем! О нем, подлая! Так я ж тебя! Что, мало? Еще захотела! А-а-а! Вот тебе!

-- Господи Владыка живота моего! -- бормотала Игнатьиха и хлопала стаканчик за стаканчиком...

Сверкнула молния, загремел гром и с новой силою полился дождь...

-- Милая, выпусти ты меня отсюдова! -- услышала Игнатьиха тихий голос и открыла заспанные глаза. Перед нею стояла оборвашка. Лицо ее было бледно-зеленое, волоса кое-как приглажены, она старалась платком прикрыть разорванную у ворота кофту и жалобно говорила.

-- Милая, выпусти ты меня отсюдова!

Игнатьиха молча поднялась с табуретки, шатаясь добрела до двери, молча раскрыла ее и только успела увидеть, как женщина скользнула в дверь и почти бегом спустилась с лестницы.

Игнатьиха захлопнула дверь и вернулась в кухню.

Корней уже стучал в двери.

Она впустила его и начала затоплять плиту.

-- Ну, что было? -- спросил Авдей Лукьянович, едва вошел в кухню.

-- Уж и была возня! -- сказал Федор Павлович. -- Всю ночь. Не то дрались, не то в чехарду играли.

-- Дрались! -- в один голос сказали Степка с Яшкой.

Игнатьиха, хмурая и расстроенная, сухо ответила:

-- А я ничего не слышала. Спала!

Авдей взглянул на нее исподлобья.

-- А что теперь делают?

-- А ты поди да посмотри, -- отрезала Игнатьиха.

-- В лавку, надо полагать, не придет, -- сказал Антипка, и все принялись за еду.

Игнатьиха проводила молодцов, сходила за провизией и стала возиться на кухне.

X. Господин за справкой

Чуговеев весь день не был в лавке. Авдей Лукьянович чувствовал себя в ней полным хозяином.

Он даже шутил и смеялся с мальчишками, а своему племяннику не мешал говорить сколько угодно.

И без хозяина казалось не так мрачно в лавке, чему, быть может, содействовал ясный день.

Наступал уже вечер. Авдей Лукьянович приказал зажигать лампы, когда дверь отворилась и в лавку, свертывая зонтик, вошел высокого роста господин.

-- Магазин Архипова? -- спросил он.

Авдей Лукьянович выступил из-за прилавка.

-- Бывший Архипова. Так точно-с! Что изволите?

-- Скажите, пожалуйста, с месяц тому назад к вам не заходил от нас агент? -- спросил господин.

-- К нам их много ходит. Про кого изволите спрашивать?

Федор Павлович, Антипка и мальчишки вышли на середину лавки и окружили высокого господина.

-- Комиссионер от Торнтона, -- пояснил господин, -- Валентин Викторович Полозов. Мы его сюда за расчетами посылали.

Федор Павлович быстро выдвинулся.

-- Наш хозяин... -- начал он, но Авдей так дернул своего племянника, что он сразу замолчал.

-- Комиссионер от Торонтона был у нас действительно. Оставил счет и ушел. Сказал, дня через три будет, -- сдержанно ответил Авдей Лукьянович.

-- И не был?

-- Больше не был.

-- И денег не получил?

-- Мы платеж изготовили, а его не было. А что?

-- Да пропал! -- ответил господин, -- тысячи четыре получил денег и пропал. В нумерах сказали, что сначала приходил аккуратно, потом стал будто гулять, а потом пропал. В полицию заявили, а полиции что?

-- Так-с, -- равнодушно сказал Авдей Лукьянович, -- бывает. Денежки получат и -- ау!

-- До свиданья, -- сказал господин, -- а хозяин когда бывает?

-- Как придется. Днем почти всегда.

-- Я зайду еще раз!

-- Сделайте вашу милость, да и счетик очистить надо!

Господин ушел, а Авдей Лукьянович тихо засмеялся и потер себе руки.

XI. Сожительница Чуговеева

Чуговеев совсем забросил лавку и только два раза, зайдя утром в кухню, наказал Авдею прислать с мальчиком всяких материй.

С того вечера, как он во второй раз привел убежавшую оборвашку, он совсем засел дома и жизнь у него закрутилась в каком-то пьяном безумном угаре.

Часов в двенадцать Игнатьиха бежала за Корнеем на двор.

-- Иди, Корней, хозяин зовет!

Корней приходил и из рук хозяина, угрюмого, с отекшим лицом, получал деньги и записку, по которой шел на Средний проспект и закупал вино и закуску.

-- Куда это ты каждый день? -- спрашивал приказчик, увязывая корзинку.

-- Хозяин свадьбу правит, -- с усмешкой отвечал Корней и тащил корзинку домой, рассудительно отделяя от сдачи большую часть в свою пользу, а потом и вовсе не отдавая ничего хозяину.

Игнатьиха уже ставила самовар и день Чуговеева начинался, чтобы окончиться тогда, когда он истратит всю энергию, возбужденную безумием и вином.

-- Иди чай пить! -- ласково будил он свою недавнюю сожительницу, которая одетая лежала на широком клеенчатом диване.

Она открывала глаза и тотчас испуганно вскакивала и кое-как оправляла волоса и платье.

-- Пожди, пожди, -- говорил ей Чуговеев, -- справлю тебе одежду всю. Барыней будешь!

-- Не надо мне ничего, Никандр Семенович! -- говорила она тихо.

Он делался темнее тучи и резко кричал:

-- Опять по-старому! Не можешь выговорить! А?