Пьяный Силен. О богах, козлах и трещинах в реальности

Там, высоко в Альпах, его, Младшего Ницше, обуревали сомнения и противоречивые чувства. Он не знал, то ли ему игнорировать этот глупый мир, коему вовек не суждено пробудиться, то ли снова ринуться в бой, надеясь на пришествие новой эпохи. Он чувствовал, что особенно погружен в свои мысли и растерян. Он был весьма озабочен и вместе с тем беззаботен — так он описывал те альпийские деньки впоследствии. А пока он писал, над Европой проносились громы сражения при Вёрте. Ницше так это и зовет — «громы». Почему они громы? Наверное, они громы потому, что именно в сражении при Вёрте коалиция немецких войск еще-не-провозглашенной Германской империи нанесла французским войскам громкое поражение. Так мы говорим — «громкое поражение». Вот что Ницше имеет в виду под «громами». Они громкие. Они слышны всем. Что это значило? Это значило, что новая Германская империя возникла как раз в тот момент, когда Ницше писал свою маленькую книжку, вроде как посвященную почившим сто лет в обед стародавним грекам, имевшим лишь отдаленное отношение к «здесь и сейчас».

«Секундочку, черт побери!» — доходит до Младшего Ницше, пока тот сидит в уединенной альпийской келье и пишет книгу — на которую, по всем статьям, каждому в мире должно быть глубоко наплевать.

«Разве моя книга — не призыв к пробуждению, величайшему во все времена? — думает про себя Младший Ницше. — И разве мы, германский народ, не пробуждаемся наконец к своей исторической судьбе, не задаем французам крепкую и давно заслуженную трепку, и разве грядущий смертельный удар, который, как оказывается, предстал в форме сражения при Вёрте, — разве этот довершающий удар по французам и, если брать шире, по лжи и вероломству нынешней жизни, разве эти громы, — как говорит Ницше, — разве эти громы сражения не пробудят целую нацию к ее исторической судьбе?»

Вот что думает про себя Младший Ницше, и думает с такой силой, что выпрыгивает из своей комнатки в Альпах и бежит, чтобы быть там, чтобы присутствовать при том историческом моменте, когда германский народ пробудится зовом Силена и дикой музыкой Диониса. «Франко-прусская война — не просто грошовая европейская война», — думает юный Ницше. Нет, на самом деле это момент, когда древние силы Действительной Жизни восстанут и проявят себя в неукротимых силе и мощи германского народа. В этом, конечно, Младший Ницше полностью ошибался — как понял Старший. Притом что он мог быть прав насчет сущностных истин жизни, он, как признаётся Старший Ницше в своем предисловии, был, вероятно, немного поспешен и слишком оптимистичен в своих надеждах, что Франко-прусская война изменит весь мир.

Какое нам до всего этого дело? Сколько людей сегодня вообще в курсе, что в 1870 году была какая-то там Франко-прусская война? Сколько людей знают хоть понаслышке, что было такое сражение при Вёрте и что у этого сражения были какие-то отзвуки, даже не говоря о громах? Если в 1870-м и были какие-то громы, они уже очень и очень давно затихли.

Да вот только, может, и нет. Может, и нет. Может быть, эти громы — громы странной, забытой и непонятной войны конца XIX столетия — все еще, так сказать, раздаются вокруг; может быть, эти громы все еще звучат у нас в головах, хотя нам и невдомек, откуда эти громы взялись. Может быть, это всё — одна и та же треклятая война, война, которая никогда не прекращалась, но всегда одна и та же — сегодня здесь, завтра там, но все же одна и та же война повторяется снова и снова подобно эху, которое продолжает до бесконечности отражаться туда и обратно от исполинских гор, окружающих долину. Может, гром никогда не затихает до конца, но всегда обновляется, так сказать, в новых раскатах, новых пиках чудовищного шума Одной Бесконечной Непрекращающейся Войны.

Те конкретные громы сражения при Вёрте привели к целой серии знаменательных событий, которым Ницше (вскоре он полностью утратит рассудок и затем умрет) никогда не будет свидетелем и которым суждено дважды свести немцев с французами за столом переговоров в Версале, чтобы подписывать соглашения. Франко-прусская война — это, по сути, первая ласточка Первой мировой, ну а Первая мировая — это, конечно, также и Вторая мировая, а Вторая мировая, можно сказать, тоже с тех пор на самом деле не прекращалась, и ни одна из них не началась бы без Франко-прусской, и при известном дерзновении можно провести линию от Троянской войны напрямую к сражению при Вёрте — а это, если позволить себе на минуту задуматься, будит захватывающе-ужасную мысль, что мы так и не разобрались даже с битвой за Трою.

Ницше, само собой, не мог знать ни про Первую мировую или холодную войны, ни про точное направление, которое примет вся это драма после сражения при Вёрте, — но свои предчувствия у него были. Он описывает, что находился в тот период в состоянии глубокого напряжения.