Пьяный Силен. О богах, козлах и трещинах в реальности

Могло ли семейство Рубенсов знать, что молчание этих лет, последовавших за освобождением Яна Рубенса из тюрьмы, будет запечатано и канонизировано армадами крылатых машин, которые могут сбрасывать бомбы с высоты в несколько километров? Могли ли Рубенсы знать, что исторические события религиозных войн, в которых они сами сыграли определенную роль (если перемотать историческую пленку вперед, минуя Наполеоновские войны и первую и вторую битвы при Вёрте, чтобы добраться до великих войн начала XX века) приведут в конечном счете к схлопыванию истории в рёве пламени и последнему затворению тех врат молчания? Бомбежки сотрут старый Зиген с лица земли. Будет выстроен новый Зиген. Молчание семейства Рубенсов и жизни в Зигене, которые стали возможны благодаря невероятному письму Марии Рубенс, найдут свое окончательное исполнение в бомбах и уничтожении. И если где-то живет еще осколок того молчания, то он живет на полотнах, которые Питер Пауль Рубенс напишет однажды, спустя много лет после того, как был мальчишкой в Зигене, Германия. Взрослый Питер Пауль Рубенс нарисует картины вроде «Пьяного Силена» – когда воспоминания о мальчишестве, проведенном с отцом-тенью, поблекнут и обратятся в блеклые путаные обрывки, которых и сам он, конечно, так полностью никогда и не поймет вплоть до дня своей смерти.

XXV. Weltschmerz

И последняя мысль. Когда народы моря явились уничтожить цивилизацию – когда они явились уничтожить цивилизацию Восточного Средиземноморья в конце героической эпохи, дав начало темной эпохе XIII столетия до нашей эры, когда народы моря повергли хеттов и микенцев, сравняв с землей цивилизацию, – может, они действовали изнутри. Может, «народы моря» – это попросту имя, которым сколько-то напуганных писцов окрестили те элементы их же собственных цивилизаций, которые обратились против них эе самих, отделившись вследствие хаоса и упадка. Может, иногда цивилизация хочет уйти под землю. С этой целью она производит собственные разрушительные силы – силы изнутри, которые являются, чтобы стереть ее в пыль. Пленка чернеет. Мгновение совершеннейшего молчания, когда даже Силен обретает покой.

Что почитать дальше

Фридрих Ницше, «Рождение трагедии». Вопреки [некоторым жалобам], перевод Рачинского[2] – абсолютно читабельный. <…> Если вы хотите стать ницшеведом, вам так и так придется читать Ницше в оригинале, так что особой добродетели в чтении академического перевода теперь нет. И еще – пожалуйста, ради всего святого, не становитесь ницшеведом.

Майкл Фрид, «Момент Караваджо». Эта книга помогла мне понять кое-что насчет того, что делает картина, обращаясь одновременно к самой себе и к зрителю. К тому же Фрид выработал любопытную манеру писать художественную критику, которую я бы мог охарактеризовать как «аутистически-поэтическую».

Прошу меня извинить, но я так и не нашел какой-то сколько-нибудь стоящей биографии Рубенса или его эпохи. Мир критических и искусствоведческих трудов по Рубенсу – это бескрайняя угнетающая пустыня. Я прочел кучу всего и повторять этот опыт никому не советую. Мне также не особенно интересна вторичная литература по Ницше. В целом я должен сказать, что не против вторичной литературы. Читать вторичную литературу мне очень нравится, и я провел за этим занятием много времени. Но в случае Ницше она не очень хороша. Все хотят вылепить из него в своем роде злодея или героя – вместо того чтобы просто позволить ему быть тем грустным огненным шариком, каким он и был на самом деле.

Роберто Калассо, «Руины Каша». Из-за особого способа рассуждения об истории и цивилизации. Вы поймете, что я имею в виду.

Марта Нуссбаум, «Уязвимость добра: удача и этика в греческой трагедии и философии». Именно эта книга позволила мне осознать всю глубину проблемы человеческих жертвоприношений.

Вальтер Буркерт, «Homo necans: антропология древнегреческого жертвенного ритуала и мифа». О греки, что же вы там творили в своих пещерах?

От переводчика

В тексте использованы классические переводы нескольких классических текстов – «Рождения трагедии» Ницше (Г. А. Рачинского), «Илиады» (Н. И. Гнедича) и стихотворений Катулла (по изданию С. В. Шервинского и М. Л. Гаспарова).