Пять баксов для доктора Брауна. Книга 5

Хотела ли баронесса Galina Nikolaevna, чтобы двое джентльменов поняли, в чем дело, или, может быть, не хотела, чтобы репортер узнал, что на него обратили внимание, но произошло неожиданное.

— Ваше Сиятельство, но я репортер «Peterburgsky Listok»! — английский личности обнаружил отличнейший акцент ирландского докера. — Всего пять минут! Окажите любезность!

Обернулся Мордвинов с брезгливым выражением лица и отчетливо произнес: «Gorodovoy!». Репортер проворно отскочил и направился прочь. Это явно означало полицию. Каково же было удивление двоих джентльменов, когда вместо высокого, как положено, полицейского в форме, появился низенький, упитанный kossak, с такими же самыми выпученными глазами, что и у типа на площади, такой же закутанный и так же увешанный оранжевыми шнурами поверх своей черной шинели. Kossak оказался не kossak. Это был русский putoshnik.

Не мешкая, он поднес ко рту свисток, но Всеволожский махнул рукой: мол, не надо. Автомобилисты рассаживались по машинам.

— Давай за ним, — потребовал Д.Э. Саммерс.

Маллоу, шмыгая на морозе простуженным носом, яростно накручивал ручку стартера.

— Чертов авто!

«Модель-Т» трясся, испускал дым и заводиться не хотел — фордыбачился.

Мордвинов насмешливо крикнул что-то, сидя рядом с шофером в своем «Панар-Левассор». Саммерс разобрал «внушительных успехов» и, кажется, «продолжайте в том же духе!».

— Скажи ему: Посмотрим, кто будем смеяться последним! — потребовал он.

— Связались с дешевкой, — злился Маллоу себе под нос, — теперь расхлебывай! Давай, ну давай же ты, прах тебя побери!

«Модель-Т» чихнул в последний раз и рванул с места — задом. Маллоу пришлось пробежаться, затем он вспрыгнул за руль и компаньоны помчались в погоню.

Репортера догнали быстро — тот свернул на соседнюю улицу и шел быстрым шагом, пока не остановился у, как записал в блокнот Дюк, koukhmisterkaya. Вывеска выглядела так: «Полонезъ». Маллоу дал тормоз. В морозном воздухе плавали обеденные запахи. Репортер подошел под свет фонаря. Полез в карман, стараясь держаться в пятне света и сосредоточенно поковырял в ладони пальцем. Этот процесс вызвал у него некие затруднения, о которых можно было судить со сгорбленной спине и досадливому бормотанию. Порывшись еще в карманах, он извлек что-то, что, кажется, его обнадежило, но тут же выкинул на тротуар скомканную бумажку. Скорее всего, это был использованный билет в омнибус, кинематограф или мюзик-холл. Все эти действия привели к тому, что репортер постоял еще секунду, размышляя, и пошел себе прочь.

— Эй! — позвал Д.Э., выползая из машины. — Вы! Подождите.

Человек обернулся. Его толстые, синие от холода губы, имели неопределенное насмешливое выражение. Глаз репортера не было видно из-за золотых очков в погнутой оправе.

— Мы слышали, как вы говорили по-английски, — дружески сказал М.Р. — И рискнули обратиться к вам.

Репортера отвели от фонаря.

— Дело обстоит так, — сказал Дюк. — Нам нужен представитель прессы.

— Бэби, — сказал репортер противным высоким голосом, — с чего вы вообразили, что я буду с вами разговаривать? Я не представляю интересы кого попало.

— Но это не все, — добавил Джейк. — Нам нужно где-то поесть. Не так шикарно, как обычно обедают в «Автомобиль-клубе», но прилично.

Все трое посмотрели на вывеску koukhmisterkaya.

— Ну, как? — спросил Д.Э. Саммерс. — Будете разговаривать?

Эндрю Восторгов

Koukhmisterskaya «Полонезъ», пятнадцать минут спустя

Репортер поедал ветчину с горошком. Очки запотели совершенно и он их, наконец, снял, обнаружив маленькие голубые глаза с розовыми веками.

— Меня зовут мистер Восторгов. Эндрю Восторгов.

Двое джентльменов, спохватившись, назвались.

Любопытным было одно обстоятельство: Саммерс думал, что ему показалось, но он не ошибся. Если баронесса Galina Nikolaevna и княгиня Долгорукая говорили на непривычном (и, честно говоря, не каждый раз понятном) английском аристократических клубов Лондона, то речь русского репортера и в самом деле отдавала сильным ирландским акцентом.

— А, — сказал тот, когда его спросили. — Слышали что-нибудь об осаде на Сидней-стрит в прошлом году? Я был там. Провел несколько лет в Лондоне, в Ист-Энде. Я и немножко китайский знаю.

— Китайский? — удивился Маллоу, которого знание китайского русским в помятых очках шокировало отчего-то больше, чем принадлежность к анархистам. — Вы говорите по-китайски?

— Могу говорить.

— Скажите по-китайски: «бордель».

Говоривший замялся.

— Ну, скажем, понимаю надписи, — сказал он. — Но я хорошо говорю на идише, на жаргоне.

— Почему — на идише? — поразился Саммерс.

— Да. Одно время приходилось. Конечно, ирландский, а как еще? Ясное дело, что я жил не на Парк-Лейн. Вообще, я был Джек-Потрошитель!

Репортер захохотал в восторге от своей шутки.

— Но мистер Восторгов, — напомнил Д.Э. Саммерс, — вы не задаете нам никаких вопросов. И помните: наше условие — инкогнито полное и абсолютное.