Пять бессмертных

«Как он стар», – подумал Курганов. Но мысли его скоро приняли другой оборот. Он знал назойливость и изобретательность журналистов и понимал, что они теперь его не выпустят из виду. А это было весьма некстати, грозило разрушением его планов. Он становился все серьезнее и мрачнее.

«Наверно эти проныры еще в телеграфной будке. Вероятно, успею…»

Курганов схватил свой чемодан. Не обращая внимания на удивленный взгляд немца, он быстро вышел, опустился в самую нижнюю галерею и прошел на открытый воздушный мостик. По бокам висели маленькие аэроны; некоторые принадлежали пассажирам, летящим на корабле. Были почтовые авиэтки, служившие для связи с Землей во время пути. Внизу широко расстилалось море. Было пасмурно. Туман заволакивал горизонт.

– Где летим? – спросил Курганов у одного из стоявших на мостике. Судя по форме, это были матросы аэрона. У них на фуражках, как и на корпусе последнего, стояло: «a-Ut-18».

– Прошли Борнгольм, – ответил один из них, – в Штеттине посадка.

– Мне нужно не в Штеттин, а в Кольберг, я не могу терять ни минуты, можете вы отвезти меня туда на авиэтке?

– Можно. Это будет стоить полфунта.

– Хорошо. Только скорее.

Матрос нажал кнопку звонка. Из кабины вышел пилот.

«Только бы не увидели, а то кинутся в погоню», – думал Курганов, усаживаясь в авиэтку. Через минуту громада большого корабля, как черная туча, исчезла в тумане. Авиэтка бабочкой летела к берегу.

«Спасен, – убедился Курганов, – погони нет». Ему удалось обмануть навязчивых репортеров. Спустя полчаса он уже садился на кольбергском вокзале в вагон магнитной железной дороги.

Метрополитен доставил его к подземным камерам Биоинститута. Курганов не успел оглянуться, как стало вечереть. Ему отвели комнату в самом верхнем этаже здания. Из окна была видна вся западная часть города: верхние этажи высоких, ажурных построек и реющие по всем направлениям тучи летательных машин были позолочены закатом. Солнце село. Город спорил с уходящим светилом блеском и яркостью искусственного света.

Закусив и закурив папиросу, Курганов почувствовал смертельную усталость. Ни о чем не думая, он бросился на кровать и заснул, как убитый.

Утром Курганов спросил английскую газету. На второй странице он нашел два своих портрета. На одном из них был виден только его затылок и рядом крупный заголовок: «Странное поведение русского ученого». Он со злостью отшвырнул от себя газету. Но любопытство превозмогло: «Интересно все же узнать, что настрочили эти канальи!» Курганов прочел статейку, в которой говорилось, что известный русский ученый «Курганофф», вероятно, скоро выступит с важным и интересным докладом о своей работе. Вероятно, неудачи сильно беспокоят его, потому что во время перелета со своей станции в Европу названный ученый обнаруживал признаки глубокого душевного волнения. Курганов не стал дальше читать. Ему стало смешно. Ну, и мастера! Они все выдумали, но близки к истине. Это почти ясновидение, черт возьми! Все-таки лучше им на глаза не попадаться.

Внезапное появление Курганова в Берлине вызвало сенсацию в научных кругах. Первые дни он был центром всеобщего внимания. Но с первых же частных и полуофициальных бесед стало ясно, что Курганов не выскажется. В этом всеобщем мнении менее всего был повинен сам Курганов, если не считать его заключительной фразы на частном банкете в секции краниологов:

– Можно предполагать… мы имеем основание… – поправился Курганов, – что очередные методы решения проблемы продления жизни уже открывают перед нами возможность непосредственного опыта над человеком. Но методы эти и, следовательно, сам опыт угрожает нам по существу своему никогда не выйти из пределов теории.

Не взрыв аплодисментов, а взрыв вопросов покрыл речь загадочного ученого. Курганов отвечал вяло, явно не договаривая, и походил, как потом выразился один молодой доцент, на профессора, забывшего курс и экзаменуемого аудиторией своих слушателей.

«Курганов знает больше всех», – это стало аксиомой и сделало его воплощением тайны, покрыло обаянием сверхчеловечности. Одного намека Курганова было достаточно для того, чтобы все живое и мертвое богатейшее оборудование научного городка оказалось к его услугам. Но Курганов остановился на очень немногом. Он просил предоставить в его распоряжение небольшой рентгенологический кабинет и несколько кроликов и морских свинок. Поселился он в угловой комнате интерната с окнами, выходящими в великолепный ботанический сад.

– Однако, я очень не хотел бы, – говорил Курганов сопровождавшему его на новоселье директору института, – стать предметом любопытства и послужить приманкой для интервьюеров и… тем самым невольно нарушать ваш порядок.

– Будьте уверены, коллега, что ваш порядок и покой нарушены не будут, – ответил ему директор, худой, бритый, необыкновенно красивый старик.