Пять четвертинок апельсина

— Я решила, вы за рецептами охотитесь. Из ваших слов выходило, что…

— Нет же! — Лора с досадой тряхнула головой. — Мне нужен весь альбом для моей книги. Вы разве не читали мою брошюру? Разве вы не в курсе, что меня интересует эта тема? И когда от Кассиса мы узнали, что Дартижан просто-таки наша родственница… Бабушка Янника… — Она осеклась, сжала мою руку. Пальцы у нее были длинные и холодные, ногти перламутрово-розовые, такие же губы. — Мамуся, вы одна остались из ее детей. Кассис умер. Рен-Клод невменяема.

— Вы и ее посетили? — спросила я в лоб. Лора кивнула.

— Ничего не помнит. Чисто растительное существование. — Она скривила губы. — Да и в Ле-Лавёз никто ничего путного не знает. Если и помнят, не говорят.

— Откуда такая осведомленность?

Ярость сменило холодящее душу прозрение: все намного хуже, чем я подозревала. Лора повела плечами.

— От Люка, естественно. Я попросила его приехать сюда, задать кое-какие вопросы, подпоить пару-тройку старых пройдох, ну, сами понимаете. — И взглянула на меня испытующе, с вызовом: — Вы же заявили, будто все вам ясно!

Я кивнула молча, потрясенная, не в силах вымолвить ни слова.

— Признаюсь, вы умудрились продержаться дольше, чем можно было вообразить, — продолжала Лора с некоторым восхищением. — Никому и в голову не пришло, что вы вовсе не скромная la veuve Simon, уроженка Бретани. Здесь вас даже почитают. Вы постарались на славу. Никто ничего не заподозрил. Даже дочери своей ничего не сказали.

— Писташ? — по-дурацки вырвалось у меня; я и говорила, и соображала, точно во сне.

— Я черкнула ей пару писем. Думала, она знает что-то про Мирабель. Но оказывается, вы никогда ей ничего не рассказывали, так?

Господи, Писташ! Почва ускользала из-под ног, одно неверное движение — и грянет новый обвал, и снова рухнет мир, который я считала устойчивым.

— Ну а вторая ваша дочь? Давно у вас с нею были контакты? Она что-нибудь знает?

— Ты не имеешь права, не имеешь права, — слова прозвучали едко, как соль, заполнившая мне рот. — Тебе не понять, что значит для меня этот дом, эта деревня. Если узнают…

— Ладно, ладно, мамуся! — У меня уже не было сил отпихнуть ее, а Лора уже обнимала меня за плечи. — Мы, понятно, вашего имени не упомянем. И даже если оно всплывет — а вам придется примириться с мыслью, что такое может случиться, — тогда мы подыщем вам для жилья другое место. Получше этого. В ваши годы так или иначе уже не следует жить в таком старом ветхом доме. Кошмар! Тут даже нормального туалета нет. Мы подыщем вам приличную квартирку в Анже. Ни одного репортера к вам не подпустим. Что бы вы о нас ни думали, мы станем о вас заботиться. Мы же не чудовища какие-нибудь. Мы хотим, чтобы вам же было лучше.

С непонятно откуда взявшейся силой я отпихнула Лору от себя:

— Нет!

И тут сквозь пелену до меня дошло, что здесь Поль, что он молча стоит за моей спиной, и тогда сквозь мой страх проросло и расцвело пышным цветом злорадное ликование. Я не одна! Теперь рядом со мной Поль, мой верный друг.

— Подумайте, мамуся, ведь это же в интересах всей семьи!

— Нет!

Я шагнула, чтобы закрыть дверь, но Лора уперлась в щель своим высоким каблуком:

— Нельзя скрываться вечно!

Тут вперед шагнул Поль. Он говорил спокойно, медленно растягивая слова, тоном человека, то ли в полном согласии с самим собой, то ли слегка заторможенного.

— Вы что, не слышали, что сказала Фрамбуаз? — произнес он с сонной улыбкой, а мне подмигнул; тут меня захлестнула нежность к нему, да так внезапно, что вся злость исчезла. — Если я правильно понял, не нужна ей эта сделка. Так?

— Это еще кто? — изумилась Лора. — Что он здесь делает?

Поль улыбнулся в ответ своей доброй, сонной улыбкой. И просто сказал:

— Друг. Самый старый.

— Фрамбуаз! — потянулась Лора из-за плеча Поля. — Подумайте над нашим предложением. Подумайте, как это важно. Иначе мы бы к вам не обратились. Подумайте.

— Подумает, будьте уверены! — добродушно сказал Поль и закрыл дверь.

Лора настойчиво принялась барабанить в дверь снаружи. Но Поль задвинул щеколду и для верности цепочку накинул. Через толщу дерева пробивался крикливым зудением голос Лоры:

— Фрамбуаз! Одумайтесь! Я велю Люку уехать! Все станет опять как прежде! Фрамбуаз!

— Кофе? — спросил Поль, направляясь в кухню. — От него, понимаешь, легчает.

— Ишь какая! — сказала я дрожащим голосом, кивнув на дверь. — Вот негодяйка!

Поль повел плечами.

— Да бог с ней, — простодушно сказал он. — Отсюда ее не больно слыхать.

У него все было просто, и я, выдохшись, подчинилась; он принес мне горячий черный кофе со сливками, корицей и сахаром и кусок черничного пирога с кухонного стола. Я ела и пила молча, и постепенно кураж снова вернулся ко мне.

— Она не отступит, — произнесла я после долгого молчания. — Так или иначе будет на меня наседать, пока не сдамся. И тогда она поймет, что тайны мне уже не удержать. — Я приложила руку ко лбу, ломило голову. — Понимает, не вечно же мне упорствовать. Это вопрос времени. Долго так не протянется.

— Так ты что же, капитулируешь? — спросил Поль спокойно, с некоторым любопытством.