Пять дней из жизни черепахи [сборник 1989, худ. М. Ромадин]

Четвёртый день

Фёдор Григорьевич вытащил черепаху из кармана пиджака, поглядел на неё и положил на пол. Для чего ему, серьёзному, взрослому человеку, нужна была черепаха?

Фёдор Григорьевич работал на одной очень умной машине. Машина называлась Большой Вычислительной. Вычислительной — потому что она умела решать задачи, считать, вычислять. Например, могла высчитать расстояние от Земли до Луны или даже до Солнца.

А Большой называлась она потому, что и в самом деле занимала всю стену зала — как огромный железный шкаф.

Снаружи шкафа виднелось множество стрелочек, ручек и разноцветных глазков, загадочно подмигивавших. А внутри Машины… Внутри её железного брюха что-то звякало, щёлкало. Там была путаница проводов, много винтиков, лампочек…

Для кого — непонятная путаница, а уж Фёдору-то Григорьевичу здесь всё было понятно. Недаром он был инженером. К концу дня Фёдор Григорьевич поглаживал гудящее брюхо Машины и ласково приговаривал:

— Вон как за день перетрудилась, нагрелась!.. Ну, теперь отдохни… — Он поворачивал какую-то ручку, и Машина в ответ замолкала.

Действительно, это была необыкновенная машина. Наверно, Фёдор Григорьевич считал, что она гораздо умнее любой черепахи: ведь черепаха не умела ни складывать, ни вычитать. А Машина даже играла в шахматы. Правда, рук у Машины не было, передвигать фигуры она не могла, зато печатала на длинной бумажной ленте буквы и цифры: вот как нужно ходить, чтобы выиграть. И нередко выигрывала у человека. Человек ошибался — он был живой. А Машина из металла и разных пластмасс. У неё и нервов-то не было. А ведь это необходимо, чтобы не делать ошибок, — всегда оставаться спокойным, не нервничать…

Для чего же понадобилась Фёдору Григорьевичу черепаха? Он купил её сыну Серёже в подарок.

Дело в том, что зимой в городе Серёжа часто болел. И поэтому решено было отправить его летом на дачу, где он должен был отдохнуть и набраться сил.

Сперва всё на даче казалось Серёже таким замечательным. Здесь был лес, и в лесу грибы; была речка, и за ней большой луг, на котором паслись коровы; был огород возле дома, и были куры, которым очень хотелось клевать помидоры на грядках, но забор не пускал их туда. Ничего этого в городе не было. Но коровы паслись далеко, в лес Серёжу одного не пускали, ну а куры… да разве с курами может быть интересно?! И вскоре Серёжа заскучал. «Надо что-нибудь для Серёжи придумать, — озабоченно вспоминал среди дня Фёдор Григорьевич. — Ведь когда человеку скучно, он не отдохнёт хорошо…» Ничего не придумывалось… И тут подвернулась черепаха.

Честно говоря, Фёдор Григорьевич вовсе не был уверен, что купил то, что нужно. Черепаху, как известно, не выучить ничему — ни становиться на задние лапки, ни узнавать хозяина, ни вилять благодарно хвостом — этакое неразумное создание!.. Рассказывают, правда, будто рыбаки с далёких Галапагосских островов наловчились впрягать морских черепах в свои лодки. Да ведь много ли надо на это ума — тащить по воде тяжёлую лодку?! Всё равно моторка её перегонит. К тому же те черепахи куда больше наших степных, наверно, и голова у них больше… Живёт себе не спеша маленькая костяная рубашка, глядит на мир подслеповатыми глазками, и кто знает, что у неё на уме…

Черепаха лежала на полу. Машина решала какую-то ответственную задачу и важно гудела. Пол был из пластика, к тому же недавно покрашен. Фёдор Григорьевич не чувствовал запаха краски, потому что он был человеком и ходил на высоких ногах. А черепашка на четвереньках была совсем низенькой, и её настораживал этот резкий запах. Всё же она на минуту высунула головку, но затем убрала её снова под панцирь. Может, испугалась Машины?

— Глупая ты, преглупая черепаха, — сказал ей Фёдор Григорьевич. — Разве Машина тебя тронет?!

Черепаха будто послушала его, осторожно высунулась из-под своей костяной защиты и направилась к Машине. Впрочем, она, конечно, не знала, что это за Машина. Просто, заметив тёмный угол под ней, решила скрыться туда, как в нору.

— По углам не прятаться, — усмехнулся с высоты своего роста Фёдор Григорьевич и подставил на пути черепахи блестящий ботинок. Потом достал булку и покрошил на газету.

Может, черепаха и обрадовалась бы этой еде, но она никогда не пробовала булок. И она продолжала отсиживаться под панцирем: всё же надёжнее.

— Что ж, ничего другого предложить не могу. Пожалуйста, извини, — насмешливо произнёс Фёдор Григорьевич, зная, что черепаха всё равно не поймёт его слов и не сможет его извинить или не извинить.

Он подошёл к Машине, а черепаха полежала ещё какое-то время неподвижно. Но затем любопытство всё же взяло в ней верх, и она предприняла путешествие по всему залу. Земля, то есть пол, покрытый листами пластика, по которому ей теперь приходилось ползти, эта «земля» была совсем не похожа на обычную: голая, такая гладкая, что коготки черепахи скользили по ней, с трудом зацепляясь. К тому же здесь было совершенно пустынно: ни травинки, ни кустика. Убедившись в этом, черепаха в конце концов забилась в дальний угол.