Читаем Пять дней из жизни черепахи полностью

И забыл про неё. Этот мальчик любил собирать разноцветные стёклышки, камушки, жёлуди...

Весной, когда всё кругом просыпается, что-то в коробке зашуршало, зашевелилось. Он открыл, а оттуда вдруг вылетела... живая бабочка! А на донышке, вместо куколки, осталась одна только шкурка, совсем лёгкая.

Хорошо всё-таки, что мальчик не стал разматывать, снимать с куколки «одеяльце», а то ничего бы не вышло из неё, ничего не получилось...

—    Бабочка-бабочка, что ты делала раньше, когда была куколкой?

—    Не знаю, не помню. Ведь теперь я уже бабочка, а не куколка!

А ещё раньше куколка была гусеницей.

Гусеницы тоже бывают разные. Вот у этой столько ножек, что сразу, наверно, не сосчитать. И ещё — вон она какая мохнатая, прямо-таки шерстяная. Даже страшно притронуться. А гусенице только того и надо: ползает по деревьям и ест листья. Многие птицы боятся «шерстяных» гусениц и не трогают их. А вот кукушка не боится...

А у этой гусеницы ножек совсем немного — только спереди да на самом конце брюшка. Она сперва передними ножками с коготками уцепится за сучок, потом изогнётся дугой и задние, мягкие ножки подтянет ближе к передним. Уцепится задними, распрямится и снова хватается передними... Так и ползёт. Очень похоже на то, как меряют длину пядью — большим и указательным пальцами. Поэтому гусеницу назвали пяденицей. Другое её название — землемер: ползёт, будто землю меряет.





Пяденица-землемер — не «шерстяная», а совсём голая, беззащитная. Любой может клюнуть: и скворец, и синица, и даже воробей. Страшно гусенице, замрёт — притворится будто она вовсе не гусеница, а просто веточка: «Птицы веточек не клюют, не клюют!..»

А скворец или воробей внимательно поглядит: «А веточки листьев не едят, не едят!» — клюнет и съест. Только всех не склевать...

Пяденицы тоже объедают листья — у дуба, у берёзы, у осины и даже иголки у сосны. Как же гусенице быть иначе? Очень хочется есть. И ведь нужно расти, толстеть- Иначе она не может — ползает, ест, растёт. А придёт время — отыщет укромное местечко где-нибудь под корягой, или в щёлке коры, или среди травы и замрёт. Покроется плотной шкуркой-одеяльцем. И получится из гусеницы куколка.

А ещё раньше гусеница была крошечным, еле заметным яичком, которое в тихий солнечный день бабочка отложила на травинке, а может быть, и на дереве или даже на большом тёплом камне. Да, может быть, на камне, потому что ей было так хорошо в тот день, так радостно и легко, что она целый день только и делала, что порхала, совсем ненадолго присаживалась — то на землю, то на цветок, то на дерево, а то на тяжёлый и серый камень, который умеет лишь неподвижно лежать на одном месте и молчать.

Не одно, а тысячи таких яичек, с маковое зёрнышко величиной, откладывают бабочки там, где они садятся. Зачем же так много? А вот зачем: часть яичек найдут и склюют птицы, часть унесут к себе в муравейник муравьи, растащат жуки и мухи. А из тех яичек, которые всё же уцелеют, выйдут на свет совсем ещё маленькие гусеницы — личинки. И всё опять начнётся сначала: личинки расползутся в разные стороны, будут есть свою пищу; из каждой получится взрослая гусеница; из гусеницы — куколка, совсем неживая с виду. Но придёт время — будто кто-то невидимый прикоснётся волшебной палочкой к сморщенному сухому сучку, и вдруг из него выйдет прекрасная бабочка. Словно после долгого-дол-гого сна расправит, встряхнёт тонкие крылышки. И полетит навстречу цветам, деревьям и солнцу. Она ещё никогда их не видела, не знакомилась с ними, и они — с ней. Скорее, ведь жизнь коротка: всего одно лето живёт бабочка на свете или даже несколько дней, а то и того короче. А надо столько успеть!

Сколько на свете разных бабочек, не похожих одна на другую?

Люди стали считать: сто... двести... тысяча... девяносто тысяч... нет, не бабочек, а одних только разновидностей, видов, как их называют учёные. Даже, наверно, больше!.. Они летают, где захотят, — в лесу, на опушке, в поле, в городе, где возле каменных зданий растут зелёные деревца и цветут на клумбах цветы. Когда бабочка устанет, она опустится отдохнуть на травинку или на дерево. Или на цветок, если захочет сладкого сока.

Больше всего бабочек живёт на юге, в тропических жарких странах. Огромные и совсем крохотные, одноцветные и переливающиеся яркими красками, с самыми причудливыми узорами на крыльях, они там порхают почти круглый год. Это и понятно: ведь в жарких странах не бывает холодной зимы и там очень много больших душистых цветов.

Бабочки любят тепло и цветы, им там хорошо.

А на Севере?

А на Севере вьюги, снег, мороз. Сюда лишь ненадолго приходит лето. Разве могут они здесь жить — маленькие, совсем нежные. Сперва учёные думали, что нет их на Севере, а потом узнали: есть!

Вот она, эта бабочка, перламутровка полярная. Она живёт и летает даже за Полярным кругом.

Один мальчик, который живёт тоже за Полярным кругом в новом городе Мирном, написал мне в письме:

«Я наших бабочек егцё больше люблю, чем южных. Потому что им холодно, а они всё равно от нас не улетают!»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары