Пять Дней Стражей (СИ)

Ярость затопила мозг, пальцы рук прошило болью. Герцога отбросило на несколько шагов от меня. На концах моих пальцев сияли сиреневые искры. Брюнет едва удержался на ногах. В глазах полыхало настоящее синее пламя. Рыжик отмер, вскочил на ноги и рванул по направлению к лесу. Я едва успела схватить повод и натянуть. Всегда пугливая и послушная животина замедлилась, неестественно вывернула голову и предупреждающе клацнула зубами рядом с моей рукой. Я ойкнула, одергивая руку от взбесившегося жеребца. Камелус рванул в чащу, словно за ним гналась стая волков. Мокрые ветки деревьев больно хлестнули по лицу. Мне пришлось припасть к шее, чтобы не свалиться. Шум от перепуганного камелуса, проламывающего себе через подлесок путь, заглушил крики герцога. Жеребец пер напролом, умудряясь не снижать скорости. Сжавшись от страха, сменившего ярость, я молилась, чтобы он не свалился вместе со мной в пропасть, незаживающей раной протянувшуюся через весь лес. На голову и плечи дождем сыпалась старая хвоя и ветки. Царапины, оставленные тонкими прутьями, горели. Истерзанные губы саднило. Неожиданно что-то алое рвануло наперерез нам.

Огонь?! Пожар в лесу?!

Рыжик вильнул в сторону, пытаясь уйти от столкновения, и застыл на месте у края глубокого оврага. Комья грязно-желтой глины и камни осыпались вниз, когда жеребец пугливо попятился. Рыжие бока от быстрого бега ходили ходуном. По инерции меня качнуло вперед, и я еще крепче вцепилась в гриву. В голове шумело, сердце пойманной птицей трепыхалось в груди. Послышалось ржание. Рыжик тихо заржал и всхрапнул, отвечая на приветствие другого камелуса. Еще тяжело дыша после бешеной скачки, медленно поднялась, пытаясь разжать сведенные судорогой пальцы. Вдоль обрыва неторопливо ехала всадница в алом с золотым шитьем плаще на белоснежном камелусе. Тонкая стройная фигурка уверенно держалась в седле. Глубокий капюшон скрывал лицо. Всадница рисковала, выбирая путь по тропе. На узкой опасно размокшей от дождей дорожке, идущей вдоль оврага, едва бы разминулось два человека, ее камелус ступал в опасной близости к краю. Рыжик беспокойно месил лапами листву, косился на прибывших, вернув прежнюю трусливость. Понимая, что рискую, ждала незнакомку, надеясь на лучшее. Скинула капюшон, надеясь, что всадница последует моему примеру. Оказавшись в незнакомом месте, ожидала попутчицу, чтобы вместе присоединиться к императорской охоте. Возможно, она тоже заблудилась и ищет дорогу. Девушка подъехала вплотную, перегородив мне путь назад.

— Милена, вы из императорского кортежа? Или заблудились? — начала разговор, видя, что незнакомка не торопиться представится и словно выжидает чего-то. — Мой камелус испугался и понес. К счастью успел остановиться перед оврагом. Иначе лежать нам с ним на дне мертвыми.

Девушка по-прежнему молчала, заставляя нервничать. Я потянулась за кинжалом, стараясь достать его незаметно. Холодная рукоять успокаивающе легла в ладонь. Белоснежный зверь, повинуясь хозяйке, сделал еще пару шагов, подобравшись вплотную. Рыжик фыркнул и потянулся губами к розовой холке чужого камелуса. Кобыла незнакомки заржала, приветственно махнув головой.

Розовой? Розовой! Быть не может! Только безумная Тирэль красит своих зверушек в розовый цвет. Триединый, я схожу с ума, или у Тирэль появился подражатель?

Глава 65

Глава 65

— Не ожидала встретиться, Жюли? — откидывая капюшон с блеснувших матовым золотом кос, проворковала блондинка, подъезжая вплотную. Девушка наклонилась, приближая свое лицо вплотную и улыбаясь. Повеяло нежным ароматом цветов и живого тела. Ее нога притиснулась к моему бедру. Через ткань я чувствовала чужую горячую живую плоть. Поверх руки, удерживающей кинжал, сомкнулись ледяные пальцы. От изумления, что покойница неожиданно воскресла, я слова вымолвить не могла. Она не зомби. Кто же была та несчастная, которую мы нашли на свалке? Почему у трупа оказалась сходная с Тирэль аура? Кто настоящая Тирэль? Что происходит?

— Скучала? — выдохнула в губы девушка. — Нет? А я скучала.

Сладкие, теплые губы накрыли мои в поцелуе. Я почувствовала, как язычок ласковой змеей скользнул меж зубов, а в живот с тупой болью вонзается лезвие собственного кинжала, направленное чужой рукой. Пытаюсь вырваться от неожиданно сильной хватки хрупких ладоней, удерживающих меня на месте. Боль жжется, пытаясь спасти, не дать впасть в забытье. Девушка тихо смеется. Впивается новым поцелуем, но мне все равно, свет меркнет. С тьмой приходит слабость и вялая покорность.

— Мне жаль, Жюли. Мне очень жаль, — тихий шепот последнее, что я слышу прежде, чем отключится.

* * *

Боль — единственное доказательство, что мы пока те, кто мы есть, что мы там, где очнулись, что мы все еще живы. Она выкручивала руки, пронзала позвоночник, впиваясь раскаленной иглой в затылок.