Пять экспонатов из музея уголовного розыска

Среди слухов был и слушок, пущенный кем-то из ненавистников Натальи Николаевны. Надо сказать, что в высшем петербургском обществе имелись люди, которые были не прочь, обеляя царя и придворных, возложить всю вину за гибель Пушкина на его жену.

Этим целям служил и слух о том, что будто бы Пушкин отдал перстень ей, а она не нашла ничего лучшего, как подарить талисман поэта своей уехавшей в Париж сестре, жене убийцы, Екатерине Николаевне Гончаровой. И теперь, после смерти Екатерины Николаевны, Дантес-Геккерен, глумясь над памятью убитого им гения, носит перстень на своем мизинце.

И, как всегда бывает в подобных случаях, тут же объявились «очевидцы». Один присутствовал якобы при том, как Наталья Николаевна, прощаясь с сестрой, передала ей перстень и та достала талисман из коробочки и примерила на безымянный палец, причем Дантес улыбался и одобрительно кивал головой. По утверждению другого, об этом ему стало известно от дочери Пушкина, которой рассказал о происшедшем камердинер поэта, потрясенный вероломством ее матери. Третий же «очевидец» только что приехал из Парижа, где встречался с Дантесом и собственными глазами видел на его пальце перстень Пушкина. Причем Дантес ему сказал, что веревка повешенного и талисман убитого в одинаковой степени приносят счастье. Учитывая, что Дантес сразу же после убийства Пушкина мог увлеченно дирижировать на балу мазуркой и котильоном, в подобное заявление бывшего кавалергарда нетрудно было поверить.

Все это настолько разожгло страсти, что один из русских гвардейских офицеров, страстный поклонник Пушкина, поклялся привезти талисман из Парижа, а если Дантес откажется отдать перстень, убить мерзавца на дуэли.

Перед отъездом офицер нанес визит дочери Пушкина, Наталье Александровне, но не застал ее. Так что попытка что-либо дополнительно выяснить закончилась ничем.

К тому времени Дантес-Геккерен, которого Карл Маркс называл «известнейшим выкормышем империи», а великий французский поэт Виктор Гюго клеймил в своих «Chatiments», делал политическую карьеру при другом, более крупном авантюристе, чем он сам. Реакционер по своим убеждениям, бывший кавалергард сразу же после высылки из России принял деятельное участие в политической жизни Франции. С целью облегчить Луи Наполеону подготовляемый им государственный переворот Дантес вместе с другими правыми депутатами добивался изменения конституции страны. После прихода к власти Наполеон III щедро расплатился за оказанные ему услуги. Дантес стал сенатором и был приближен к императору, выполнял его поручения и участвовал даже в переговорах с русским царем. Пользуясь своим положением при Наполеоне III, Дантес не чуждался и предпринимательства. Он наживал деньги, принимая участие в учреждении железнодорожных компаний, промышленных обществ и кредитных банков. Екатерина Николаевна Гончарова скончалась во Франции, и Дантес по этому поводу не грустил. Он не любил своей жены. Брак был вынужденным.

Встретиться с любимцем Наполеона III было сложно. Он не принимал неизвестных ему людей, тем более людей из России. А тут еще русским офицером сразу после его прибытия в Париж заинтересовалась хорошо информированная французская полиция, которая, видимо, получила какие-то сведения о целях его приезда. В полиции знали, что молодость камергера императора, проведенная им в Петербурге, была отнюдь не безупречна и что в России не забыли ни о гибели поэта, ни о виновнике этой гибели.

Встреча с Дантесом откладывалась. Зато офицера, к его глубочайшему удивлению, охотно приняла у себя дочь Дантеса — Леония-Шарлотта. Горничная тотчас же проводила русского в ее комнату. У дочери камергера были темные глаза и бледное лицо.

— Для русских я всегда дома, — сказала она, поднимаясь навстречу офицеру. — Жаль только, что они у меня редкие гости. Как говорят в России, милости просим, — старательно выговорила она по-русски. — Я правильно говорю?

Первое, что бросилось в глаза офицеру в кабинете Леонии-Шарлотты, был большой портрет Александра Сергеевича Пушкина, который висел на противоположной от дверей стене…

Но это еще не все. На письменном столе молодой женщины рядом с бронзовым бюстом А. С. Пушкина лежал раскрытый томик из собрания его сочинений и исписанные листы бумаги. Офицер ожидал чего угодно, но только не этого. На какое-то время он потерял дар речи.

— Но вы не ответили на мой вопрос.

— Простите?

— Я правильно говорю по-русски?

— Бесподобно! — сказал офицер, думая совсем о другом.

— Неужто без акцента?

— Без малейшего.

— Странно.

— Странно не это. Странно не то, что вы говорите по-русски, а то, что вы чувствуете по-русски…

Она проследила за его взглядом.

— Вы имеете в виду Александра Сергеевича?

— Да.

— Что же тут странного? Я наполовину русская. Но что же вы стоите? Присаживайтесь.

Офицер сел. Он был явно растерян.