Пять экспонатов из музея уголовного розыска

Граф Аракчеев весьма гордился своим девизом: «Без лести предан». Но Суворов в свое время не зря переиначил эти слова: «Бес лести предан». За грубой и угрюмой внешностью солдафона скрывались и лисья хитрость карьериста, и ловкость придворного льстеца, и хватка скаредного помещика, выжимающего из крепостных все соки.

Недолюбливая людей, генерал питал нежные чувства к собакам. В его имении в Грузине были поставлены мраморные памятники двум псам, которым Аракчеев, опасаясь отравы, давал опробовать каждое подаваемое ему блюдо.

Были у Аракчеева и иные слабости. Он обожал скабрезные анекдоты, а половина библиотеки в Грузине состояла из книг весьма игривого содержания. Аракчеев хорошо разбирался в фривольной живописи и военных поселениях, но отнюдь не в художественной мебели. И тем не менее именно у него возникло подозрение, что к подаренному Кутайсовым мебельному гарнитуру Буль никогда и никакого отношения не имел.

Возможно, здесь сыграла какую-то роль интуиция генерала, а еще вероятней, твердое и непоколебимое убеждение, что все люди подлецы и ничего хорошего ждать от них не приходится.

В общем, не зря побледнел Феоктист Феоктистович, когда де Беркес решил продать мебель графу Кутайсову…

Когда бывшего дворецкого князя Потемкина доставили к Аракчееву, он понял, что дела его плохи. И все же Феоктист Феоктистович духом не падал. Мало ли в каких передрягах побывал! Авось и тут пронесет.

Но когда на нем остановились свинцовые глаза вошедшего в комнату Аракчеева, все хитроумные мысли Феоктиста Феоктистовича словно студеным ветром из головы выдуло. Задрожал Феоктист Феоктистович и бултыхнулся генералу в ноги.

— Виноват, ваше сиятельство!

И потянулась из клубка ниточка…

От бывшего дворецкого князя Потемкина Аракчеев узнал все, что тот сам знал или о чем только догадывался.

Узнал про историю двух мебельных гарнитуров-близнецов, сделанных кем-то в России и почти одновременно купленных Потемкиным и Шереметевым, про то, как освидетельствовали эту мебель русские мастера-умельцы, про уговор Феоктиста Феоктистовича с де Беркесом и про их совместную коммерческую деятельность, благодаря которой эта мебель в конечном итоге и оказалась в поместье Аракчеева.

Аракчеев понюхал табак из золотой табакерки, чихнул и спросил:

— Выходит, французик спервоначалу клятвенно в подлинности заверение делал?

— Истинно, ваше сиятельство.

— А затем, выходит, отперся от оного?

— Совершенно справедливо рассуждать изволите, ваше сиятельство.

— Угу, — задумчиво сказал Аракчеев и распорядился доставить к нему де Беркеса.

Многое из того, о чем поведал француз, представило интерес не только для Аракчеева…

Ошеломленный Феоктист Феоктистович узнал, что де Беркес, оказывается, никогда не сомневался в поддельности мебельных гарнитуров, которые ему показали в Таврическом дворце.

Почему же он, каналья, утверждал обратное? — спросил Аракчеев. Только потому, что мастер, сделавший эту прекрасную мебель — поверьте, граф, она действительно прекрасна, — очень просил признать ее за булевскую. А когда у человека мягкое сердце, его уговорить совсем нетрудно…

Уплатил небось за лжесвидетельство? Естественно. Иначе бы ему, де Беркесу, и совесть не позволила, и дворянская честь…

А так дозволила совесть-то?

Де Беркес только руками развел. Дескать, сам удивляюсь, до чего покладистой оказалась.

Но больше всего Феоктист Феоктистович поражен был все-таки не этим. Его потрясло заявление де Беркеса, что мебель, имитирующую булевский гарнитур «Прекрасная маркиза», или «Золотые стрелы Амура», смастерил не кто-нибудь, а старый и хороший знакомый Феоктиста Феоктистовича, крепостной графа Шереметева, знаменитый петербургский столяр-краснодеревщик Никодим Егорович Беспалов, чье мебельное заведение поставляло мебеля многим вельможам и даже во дворец самой императрицы.

Большим весом в мебельном деле пользовался Никодим Егорович. И то, второго такого искусника не найти. Потому, когда потребовалось мебель на подлинность проверять, Феоктист Феоктистович первым его, в Таврический дворец и пригласил. Гляди, дескать, Никодим Егорович, что скажешь, то и постановим, то и князю отпишу. Самая что ни на есть железная вера тебе. Потому как мастер из мастеров.

А он что, выходит? А он, выходит, сам весь этот обман и затеял для своей выгоды.

И хотя Феоктист Феоктистович тоже был не без греха, очень ему стало от всего этого обидно. Чуть ли не до слез.

Ведь если бы не тот старичок, который догадался понюхать, то мебель бы наверняка за булевскую пошла. Как пить дать. И тут мысли Феоктиста Феоктистовича приняли совсем неожиданный оборот. Недаром же говорят о противоречивости человеческой натуры.