Пять фараонов двадцатого века

Мог ли режиссёр ослушаться? Конечно, нет. И пятнадцать лет спустя он талантливо и с увлечением в своём фильме «Иван Грозный» прославил предтечу Сталина, не уступавшего ему в кровавых «подвигах». Оказалось, что формула «история вынесет свой приговор» не так уж незыблема. Что эти приговоры можно пересматривать, отменять, корректировать. Что можно не только свергать памятники бывшим владыкам, но и перелопачивать память поколений в угоду новым властьимущим.

В 1928 году долгая «скачка с препятствиями» была практически закончена. Власть Сталина сделалась абсолютной, реальных соперников у него не осталось. Он неожиданно оказался лицом к лицу с задачей, к решению которой был абсолютно не готов. И не только он. Никто в России и никто за её пределами не знал, как нужно строить бесклассовое общество, в котором отменена частная собственность, сословное деление, церковь и все остальные скрепы, державшие государственные постройки прошлого.

Под ликторскими фасциями

Холодным ноябрьским утром 1922 года чиновник, входивший в здание итальянского Министерства внутренних дел, столкнулся с новым главой этого учреждения, который одновременно был и новым премьер-министром Италии.

— Сожалею о вашем нездоровье, — сказал Муссолини.

— Ваше сиятельство ошибается, — ответил чиновник. — Я вполне здоров.

— Тогда чем вы объясните своё появление на службе в одиннадцать часов, при том, что рабочий день начинается в девять?! — прокричал дуче, ударив себя кулаком по ладони. — Помощник, запишите его фамилию![440]

Депутатам парламента запомнилась первая речь премьера, произнесённая им перед притихшей палатой в том же ноябре. Уперев руки в бока, грозно насупившись, Муссолини обвёл ряды сверкающим взглядом и объявил:

— Вы знаете, что я могу распустить парламент. Могу завалить этот серый зал трупами или превратить в бивуак чернорубашечников. Могу заколотить входные двери. Но я не хочу этого делать… (Пауза) Пока… Для проведения назревших реформ мне необходима полная власть на два года. Потом состоятся новые выборы.[441]

Услышав, что, по крайней мере, на два года они сохранят свои места, депутаты вздохнули с облегчением и проголосовали за предоставление дуче диктаторских полномочий 270 голосами против 90.[442]

Скоро вся Италия могла почувствовать, что настали новые времена. Борьба с расхлябанностью чиновников привела к увольнению 35 тысяч служащих в самых разных ответвлениях управленческого аппарата. Освободившиеся места, как правило, доставались проверенным фашистам. Чтобы покончить с бедами транспортной системы, вводились строгие правила уличного движения, разметка мостовых, запрет на автомобильные гудки. Железные дороги несли большие потери от грабежей, но ворам пришлось умерить аппетиты, после введения вооружённой охраны в почтовых вагонах. Иностранные туристы не жалели похвал в адрес итальянских поездов, которые вдруг начали ходить по расписанию. Ежегодные убытки почтовой службы были сведены к нулю.[443]

«Чтобы преуспеть, надо работать!» — этот лозунг стал повсеместным. Ежедневно в прессе появлялись фотографии Муссолини, трудящегося не только за письменным столом, но и бок о бок с рабочими и крестьянами. То он укладывал кирпичи, то бил молотом по наковальне, то убирал урожай. Ему нравилось сниматься обнажённым по пояс, чтобы все могли видеть его могучую грудь. Итальянцы ценили многие перемены, связанные с его приходом к власти: восстановление восьмичасового рабочего дня, сокращение правительственных расходов, упрощение бюрократических процедур.[444]

Среди многих реформ незаметно прошло изменение статуса Королевской гвардии — она была переименована в Милицию национальной безопасности, слита с подразделениями чернорубашечников и обязана приносить присягу не королю, а дуче. Другая важная перемена была произведена в избирательной системе. По новому закону, партия, получившая больше голосов, чем другие, автоматически вознаграждалась двумя третями мест в парламенте. На выборах в апреле 1924 года фашисты получили 4,5 миллиона голосов, социалистическая оппозиция — 3 миллиона. По новым правилам, это дало сторонникам Муссолини 374 парламентских кресла.[445] Но на первом же заседании парламента бесстрашный социалист Джакомо Маттеоти выступил с гневным описанием того, какими методами фашисты добыли победу.

Он рассказал о том, что его соратникам по партии местные фашисты не давали возможности объезжать свои участки и выступать перед избирателями. Что один был просто застрелен в гостиной собственного дома. Что в местах для голосования людей, отказывавшихся подать голос за фашистов, могли избить до полусмерти. Что разрушение и поджоги помещений, принадлежавших социалистам, принесли ущерб в миллионы лир. Что угрозами и насилием людей лишили возможности свободно выражать свою волю, поэтому нынешний парламент следует распустить.[446]