Пять фарсов для любителей

Энг. Еще закажут. Но, видишь ли, никак не удается хорошенько спрыснуть эту хворную сволочь. Там побрызжут, тут польют, а дурная трава опять растет. Действуют тут так называемой провокацией. Напр. скажем, в каком-нибудь городе скрыто тлеет болезнь. Чёрт ее знает, когда их прорвет? — Может быть в неудачный момент! Вот, если момент для лечения удобный — стараются вызвать болезненный кризис: запускают к ним несколько провокаторов. Провокаторы…

О. П.А ты думаешь они у нас все переломали?

Энг. Ни минуты не сомневаюсь.

О. П.Хоть и дачные вещи, а все рублей на 300 убытка.

Энг. Больше. Хорошо хоть деньги мы все увезли. А этот бедный Таубенблинд? Ведь у него большая семья. Семь дочерей невест.

О. П.Ну уж перезрели. Они бы может и рады, чтобы их немножко поизнасиловали.

Энг. Ну, что ты, младшая совсем молодая…

О. П.Лет тридцать, а старшей я значительно моложе. (Зевает).

Энг. Остались ли живы?

О. П.Наверное убежали. А, впрочем, может быть и убили их спьяну мужики.

Энг. Какой ужас. Это все евреи. Это они от себя погром отводят.

О. П.А как ты думаешь, нельзя ли было бы с революционерами такой договор учредить, чтобы ни они не громили, ни вы?

Энг. Т. е., как это — вы? Разве мы громим, разве мы убиваем? Громит простой народ, а убивают, и при том карая законопреступные деяния, — солдаты.

О. П.Неужто и от жены станешь запираться? Тот же Тонкохвостов за ужином говорил: «мы им закатим такой погром!»…

Энг. Ну да… Он врал… (пауза)Кто их там разберет этот департамент полиции? Болтают, а потом революционеры, не разбирая лица, и громят всех чиновников. Наш департамент, напр, совершенно безвредный департамент, но они и на нас злы. Вообще плохо и беспокойно в России. Договор… Вот хоть бы общественные деятели эти самые согласились… Все-таки вроде масла в кашу. Не так бы жутко было вместе. Хорохорятся. Почувствовали, что нужны, и сейчас условия ставить давай! Бедная страна! Бедная Россия. Либо уж прошлись бы по тебе огнем и мечом так, чтобы внуки твои за зады держались, либо уж нашли бы какого-нибудь самоотверженного земца или профессора что ли, который стал бы осторожно реформами подсахаривать. А то тянут, тянут власти… Исщипали народ, народ правительство исщипал… Жить трудно и страшно… Если бы у меня была хорошая охрана, лучше чем у покойного Вячеслава Константиновича, я бы не задумываясь пустил в ход строгость. Луженовских бы, Риманов, Меллеров распустил бы по всей России… Найдутся всегда… стреляй пожалуй! Тогда и насчет солдатиков нечего бы было опасаться, потому что, когда солдаты уже особачились бы, и их бы стали со всех сторон без разговоров кокошить, — тут бы уж они закрепились за лагерем порядка; уж он, солдат, для своих односельчан все равно как бы окаянный был: тут ему водки, песельников погорластей, марш забубенный, и наслаждайся, владей, пори, дери, ты — солдат, ты — власть! И этак с годик походили бы по России экспедиции, и взошла бы заря над обновленной землей. Я бы поехал в Монте-Карло, в рулетку играть, награжден бы был чинами, орденами. Миллион бы мне подарили… Высочайше… А там уж пожил бы… Француженок завел бы, блондинку и брюнетку… (испуганно шепчет)Тьфу, что я это… вслух рассуждаю. (Приподнявшись, сладко)Оленька, душечка, ты спишь?.. Спит… храпит… жирная какая, просто удивительно. Надоела как! Сварливая, как черт; удовольствия мало; никаких, так сказать, методов любви у неё нет, а требовательность большая. Между тем мы, люди пожилые, любим именно, чтобы разные методы… а требований чтобы не было… ну, засну и я… Только бы погром не приснился. Да, скажу я вам, штука какая… То жидов, а то вдруг генеральские дачи?… Дожили! Поздравляю вас, Иван Логгинович и Петр Аркадьевич, с успехом вашей политики! (поворачивается к стене)Недоволен я! Я внутренне давно фрондирую… (зевает)Завтра же в Петербург. Самое спокойное теперь место. Надолго ли только?.. Ох времена… времена… (засыпает. Пауза).

(В окно быстро и бесшумно проскальзывает Малецкий. В руках у него толстая палка).